Хлеб богословия
Шрифт:
Слово «единосущный» вызвало большие споры. А почему? Что такое омоусиос — «единосущный»? Представьте облако. Из него выходят дождь и снег. И они между собой единосущны. Одно — дождь — Отец, а другое — Сын, и вот они между собой единосущны, значит, нет Троицы, а есть одно существо и то, что из него проявляется. У еретика Савеллия из Рима Бог проявляется как модусы — в Ветхом Завете как Отец, в Новом — как Сын, а потом — как Дух. Это — модалистический монархианизм, унитаризм, антитринитаризм: значит, Троицы нет, а есть явления одного Божества. Возврат даже хуже чем к иудейству.
Павел Самосатский из Антиохии — еретик-мо-нархианист. У Савеллия энергии были как действия, а у этого — как модусы. Савеллий употреблял слово prosopon («лицо» по-латыни). Так что мало было сказать, что три Лица, как мы сейчас говорим, — это три
Ориген боролся против этого. Болотов хорошо это показывает. У Оригена есть слабости, но он был против антитринитариев, против монархианистов, и он подчеркивал три Ипостаси. Правда, чтобы избежать опасности троебожия, чтобы не вернуться к многобожию, Ориген говорит, что Сын подчинен Отцу, а Дух — и Отцу, и Сыну. Но это не деградация, как у Ария, а просто субординация, соподчинение, и это использовали потом ариане и духоборцы.
В общем, после Никейского Собора все, кроме Ария и еще двух епископов, строгих ариан, отказались от этого лжеучения и вернулись к Православию, подписывая Никейское исповедание веры.
Арий должен был вернуться в Александрию, но святой Афанасий никак не хотел его принять. У Ария был то ли катар, то ли рак. Бог восхотел, чтобы Арий умер.
Все ариане стали тогда как бы православными и, пока был жив Константин, ничего не могли сделать против подписанного исповедания веры. Но вскоре притихшие было ариане повели интриги против епископов. Маркелл Анкирский, начал писать Астерию Софисту, продолжавшему после Ария защищать арианство. Тогда против Маркелла и против Афанасия, которого ариане помнили по Собору как диакона, учавствовавшего в дискуссиях в кулуарах Собора. Собственно, на Соборах диаконам мало давали дискутировать, даже на Седьмом.
В 328 году, когда Афанасию было тридцать лет, его выбрали епископом Александрии. Начались гонения. Ариане считали Афанасия опасным и гнали его, но не за веру, а под разными надуманными предлогами. Пять раз, как вы знаете, Афанасия изгоняли из его епархии. И он начал писать — в защиту своего Никейского исповедания. Афанасий вынужден был даже встать против таких никейцев, как Маркелл Анкирский и Аполлинарий Лаодикий-ский (крупный богослов, стопроцентный никеец). Защищая Христа против Ария, Аполлинарий говорил: «Он так "тесно воплотился", что не стало уже человеческого ума и души и даже разума, но только душа вегетативная, душа движущая, которая оживляла тело». И вот что важно, — я вам скажу как молодым людям: когда кто-то слишком держится какой-то позиции, без понимания, без разумения, то может оказаться в итоге вне дела. Аполлинарий и Маркелл держались Никеи, и оказалось в конце концов, что они сдали Никею. Василий, Григорий и другие отцы Церкви на деле защитили Никею. На Втором Вселенском Соборе триумфировала действительная, истинная никейская вера, но в объяснении и истолковании каппадокийцев.
«Единосущие» было принято, но принято так, что легко было потом сказать, что Отец и Сын единосущны. Василий же и Григорий настаивали, что Отец и Сын — особые ипостасные бытия. Латинский язык не мог передать того содержания, которое есть в греческом, и у западных получалось, что «сущность» называлась substantia (еще не было слова essentia), а «ипостась» при переводе на латинский также получалась substantia. И выходило, что Отец и Сын и Святой Дух имеют одну субстанцию и Они — одна Ипостась. Это был чистый монархианизм. Каппадокийцы Василий и Григорий подчеркивали персональность, личную экзистенцию Отца, Сына и Святого Духа. Для Василия более важно имя «Отец, Сын и Святой Дух», нежели какие-либо другие имена. «Мы крестились, — говорит он, — во имя Отца и Сына и Святого Духа». Это первое. Значит, для восточной традиции было значимо прежде всего «Отец, Сын и Святой Дух».
Кирилл Иерусалимский не был по молодости на Никейском Соборе, он лишь в 348 году, то есть через двадцать лет, стал епископом, но никогда в его творениях вы не найдете слова «единосущный». А ведь он был истинно православный. Это значит, что можно исповедовать веру и без «единосущия», но в смысле единосущия. И появилось слово «омиусиос» вместо «омоусиос»: только одна подписная йота входит между «омо» и «усиос». «Омоусисос» по-славянски буквально значит «вкупесущный». Значит, Отец и Сын имеют вкупе одну и ту же сущность. А «омиусиос» означает, что у Них бытие «подобное». И поэтому отцы выбрали новые слова: «Сын — ничем не отличающаяся икона Отца, лик Отца». «Подобный» и «подобосущный» означают, что ничем не отличается Сын от Отца в отношении к сущности, но Он — особый как Лицо, как Ипостась. Значит, троическое богословие получило разработку, начиная с Василия и Григория, чтобы подчеркнуть три Ипостаси, и Василий дал такую краткую формулу: «Вера наша в том, что три Ипостаси — одна природа». Василий больше любил слово «природа» (фисис), а можно было бы сказать, три Ипостаси — одна сущность. Но слово «сущность» еще со времен Оригена воспринималось как чисто философское, нечто отвлеченное. Слово «природа» более конкретно: «фисис» по-гречески, как и «природа» по-славянски, — это народное слово. Природа — рожать, род. У славян было даже божество — Род. Природа при самом корне того, что рождается.
Значит, у Отца, как говорил Григорий, есть «плодоносная природа», он не Бог неплодный, Он рождает Сына и производит Духа. Это не «стерильный монотеизм» Израиля, это — Живой Бог-Родитель. Конечно, в Боге нет процесса, нет рождения, в том смысле, как Арий думал: если есть рождение, то это процесс, движение, значит, переход с какого-то предвечного состояния. Но нет, учил еще Афанасий, природа Божия — это Отец, Сын и Дух Святой, Бог, у Них одна природа, и так всегда, в вечности. Это не как у Фомы Аквинского, где Божество — некая целостность, полнота, в которой есть три точки, как в атоме, такой эссенциализм, доминанта сущности Божества (это в латинском богословии преобладало, и с тех пор они даже подчеркивали: «одно, одно, одно, одно» — и забыли, что, как сказал Василий, «один Бог у нас потому, что Отец один имеет в вечности то, что Он есть Свое Божество, и Он, рождая Сына, снабжает Его той же самой сущностью, и также Духа Святого, и Они — Трое»).
В. Н. Лосский подчеркивал в своем «Мистическом богословии»: на Востоке доминирует личный аспект Троицы, триипостасный. Как пишет Василий: «Один Бог, потому что Он есть Отец». Значит, единство Божества прежде всего у отцов, а потом, на второй степени (хотя это плохое, неточное выражение), можно сказать, что у Них — одна сущность, а на латинском Западе не так: одно Божество, а потом уже есть Отец, Сын и Дух, как бы вторично. И вот Filioque (католическое учение) говорит, что Дух рождается из сущности Отца и Сына: так как доминирует сущность, то Он сущностно исходит от Отца и Сына. Но тогда возникает вопрос: а что же — разве это не сущность Духа? Что же Он тогда, Сам от Себя тоже исходит? Это — результат непережитой, неистолкованной веры, когда слепо держались Никейского «единосущия».
В 1986 году у нас была встреча с хорватскими и словенскими богословами, а консультантом выступил хороший богослов Шагибунич из Хорватии. Мы разошлись во мнениях, он говорит: «Нет, нет, мы исходим из одного Божества, а потом подходим к Троице». А я говорю: «Мы исповедуем: Отец, Сын и Святой Дух, а потом уже констатируем, что Они — одно».
Этот тот же случай, когда Христос говорит в Новом Завете: Я и Отец — одно (Ин. 10, 30). В общем, персональный, ипостасный подход. Василий его разработал. Кстати, вместо Маркелла Анкирского восточные выбрали Василия Анкирского, доктора, от которого сохранилось только одно сочинение — «О девстве», он был подвижник, вождь восточных, «омиусиан». Как диакон, Василий был с ним на Соборе 362 года, когда к сожалению, победила линия омийцев, «подобников», тех, которых продвигал Констанций, сын царя Константина, который хотел просто уравновесить — что там крайние никейцы, что там крайние ариане, лучше найти компромисс, как всегда хочет власть, чтобы не впадать «в крайности», выбрать середину, — и он выбрал этих омийцев. Но между омийцами были такие, которые мыслили по-православному, а были такие, которые верили совсем по-ариански, просто не говорили об этом. Так что движение омийцев одержало победу, и не только на Востоке в 362 году, но и после Рома-ния и на Соборе в Селевкии, где тайно был Афанасий. Афанасий признал, что Василий Анкирский (при котором бывал, как молодой диакон, Василий Каппадокийский) православный, исповедует то же, что он сам, только другими словами. Это было большое дело Афанасия, об этом говорит Григорий Богослов.