Хлеб и воля

Кропоткин Петр Алексеевич

Очень просто: заменить недостающее собственными силами! Нечего искать в тумане разрешения вопроса, когда оно так просто.

Большие города должны заняться обработкой земли, подобно деревням. Нужно вернуться к тому, что называется в биологии <интеграцией функций>, т. е. объединением разных работ. После того, как установлено разделение труда, приходится <интегрировать>, т. е. соединять; таков ход вещей во всей природе.

Впрочем, помимо всякой философии, самое течение событий несомненно приведет к этому. Если только Париж узнает, что через несколько месяцев он должен остаться без хлеба, он займется обработкой земли.

Но откуда взять землю? — В земле недостатка не будет. Большие города, а Париж в особенности, окружены парками богатых собственников, миллионами десятин, которые только и ждут того, чтобы разумный труд земледельца превратил их в плодородные поля, гораздо более плодородные, чем южнорусские степи, покрытые черноземом, но выжженные солнцем.

Рабочие руки? — Но чем же будут заниматься два миллиона парижан, когда им не нужно будет больше наряжать и занимать русских князей, румынских бояр и жен берлинских финансистов?

Благодаря созданным нашим веком машинам, благодаря уму и техническим знаниям рабочих, опытных в пользовании усовершенствованными орудиями, имея к своим услугам изобретателей, химиков, ботаников, профессоров в Jardin des Plantes [30] и огородников из Gennevilliers' и пользуясь всеми средствами для увеличения числа существующих машин и испробования новых. Наконец, благодаря организаторскому духу, энергии и предприимчивости парижского населения, земледельческий труд парижской анархической коммуны будет совершенно иной, чем работа современных крестьян где–нибудь в Арденнах.

30

Jardin des Plants основан в Париже в 1626 г. как ботанический сад, в 1794 г. преобразован в зоологический сад, в котором работали Кювье, Жоффруа Сент–Илер, Ламарк и др. В 1860 г. в Булонском лесу был устроен акклиматизационный зоологический сад.

Пар, электричество, солнечная теплота и сила ветра очень скоро будут пущены в дело. Паровые плуги, машины для очистки земли от камней быстро выполнят свою подготовительную работу, и земля, размягченная и удобренная, будет только ждать разумного труда человека, особенно женщины, чтобы покрыться тщательно выращенными растениями, которых будут снимать по три и по четыре жатвы в год.

Учась садоводству под руководством опытных специалистов, имея возможность пробовать на специально отведенных местах всевозможные способы обработки, соперничая между собою для достижения наилучших результатов и при этом черпая в физическом труде — не в непосильном и чрезмерном труде–те силы, которых так часто не хватает жителям больших городов, мужчины, женщины и дети с радостью займутся полевыми работами, которые перестанут быть каторжным трудом и превратятся в удовольствие, в праздник, в обновление человеческого существа.

<Бесплодных земель нет! Чего стоит человек, того стоит земля!> - таково последнее слово современного земледелия. Земля дает все, чего от нее потребуют, нужно только требовать умеючи.

На практике даже такой небольшой территории, как два округа — Сены и Сены с Уазой, — было бы достаточно для того, чтобы пополнить недостачи, вызванные революцией, даже в таком большом городе, как Париж.

Коммунистическая община, если она решительно станет на путь экспроприации, несомненно приведет нас к этому соединению земледелия с промышленностью, к тому, что человек будет заниматься и тем и другим одновременно или в различные месяцы года.

Пусть только революция вступит на этот путь: с голоду она наверное не погибнет! Опасность лежит вовсе не в этом; она лежит в умственной трусости, в предрассудках, в полумерах.

Опасность там, где ее видел Дантон, когда говорил Франции: <Смелости, смелости, больше смелости!>- особенно смелости ума, аа которой не замедлит последовать и смелость воли.

1 Gennevilliers — громадные поля около Парижа, орошаемые сточными водами, где тысячи огородников разводят всевозможные овощи, ранние и поздние, сбываемые в Париже и вывозимые даже в Англию.

ЖИЛИЩА [31]

I

Всякий, кто внимательно присматривался к настроению умов у рабочих, несомненно заметил, что есть один важный вопрос, по которому во Франции мало–помалу устанавливается общее соглашение. Это — вопрос о жилых домах. В больших французских городах (и даже во многих маленьких) рабочие приходят понемногу к убеждению, что жилые дома в действительности нисколько не составляют собственности тех, кого государство признает их собственниками, а на деле должны бы принадлежать всем жителям города. Такой поворот в умах несомненно совершается, так что уверить народ в справедливости права собственности на жилые дома теперь уже трудно.

31

Сохранилась записка К. к предисловию 1919 г. с невыполненным намерением <непременно оговорить то, что сказано в главах Жилище и Одежда. Вкусы в одежде (стр. 121) и Квартире. Понятие благородства. От чего этого не случилось в русской революции?> (РО ГБЛ. Ф. 410. К. 3. Ед. хр. 15).

Не собственник строил дом; его строили, украшали и отделывали сотни рабочих, которых голод толкал на работу, а необходимость существовать заставляла довольствоваться жалким заработком.

Деньги, затраченные этим якобы собственником, точно так же не были продуктом его труда. Он накопил их так, как накопляется всякое богатство, т. е. уплачивая рабочим всего две трети или даже половину того, что ими сработано.

Наконец — и здесь нелепость права собственника всего очевиднее, — ценность дома зависит от дохода, который получит с него хозяин дома; доход же зависит от того, что данный дом выстроен в городе с мощеными улицами, освещенном газом, имеющим правильные сообщения с другими городами; что в этом городе находятся различные промышленные заведения и существуют учреждения, служащие науке и искусству; что в нем есть мосты, набережные, конки, которые доставляют жителям множество удобств, совершенно неизвестных в деревне, есть театры, музеи, гулянья, которые служат источником удовольствия; одним словом, доход дома зависит от того, что двадцать или тридцать поколений работали над тем, чтобы сделать этот город обитаемым, здоровым и красивым центром промышленной и умственной жизни.

В некоторых кварталах Парижа каждый дом стоит миллион или более рублей не потому, чтобы в его стенах заключалось на миллион работы, а потому, что он находится именно в Париже, что в течение целых веков поколения рабочих, артистов, мыслителей, ученых и литераторов содействовали тому, чтобы сделать Париж тем, что он представляет теперь, т. е. промышленным, торговым, политическим, артистическим и научным центром; потому, что у этого города есть прошлое, что его улицы известны, благодаря литературе, как в провинции, так и за границей, что он — продукт труда восемнадцати веков, пятидесяти поколений всей французской нации. То же самое справедливо относительно всякой другой столицы.

Кто же имеет право в таком случае присвоить себе хотя бы малейший клочок этой земли или самую ничтожную из этих построек, не совершая тем самым вопиющей несправедливости? Кто имеет право продавать кому бы то ни было хотя бы малейшую долю этого общего наследия?

Как мы уже говорили, среди рабочих в этом отношении устанавливается мало–помалу соглашение, и идея дарового жилища обнаружилась уже во время первой осады Парижа (немцами в 1871–м году), когда население требовало, чтобы с него были прямо сложены все долги хозяевам квартир. Та же мысль проявилась и во время Коммуны 1871 года, когда рабочие ждали от Совета Коммуны решительных мер с целью упразднения квартирной платы. И когда снова вспыхнет революция, та же самая мысль будет первой заботой бедняка.