Хлеб и воля
Шрифт:
А между тем у парикмахеров уже имеются машинные круглые щетки для приглаживания как ровных, так и взъерошенных волос. Почему же, в таком случае, не приложить того же приема и к другой оконечности человеческого тела? Отчего же нет? И действительно, так и делают. В больших американских и европейских гостиницах уже входит в употребление такая машина для чистки сапог, и эта машина распространяется и помимо гостиниц. Так, например, в Англии в некоторых больших школах, где мальчики живут по пятидесяти и даже по двести человек у учителей, начальники этих пансионов сдают чистку сапог особому предпринимателю, который берет на себя вычистить каждое утро на машине тысячу пар
А возьмите мытье посуды. Есть ли где–нибудь такая хозяйка, которая любила бы эту работу — скучную и грязную, которая только потому исполняется руками, что труд домашней рабыни считается ни во что?
В Америке и этот рабский труд начинает понемногу заменяться более осмысленным трудом. Есть города, где горячая вода так же проведена в дома, как у нас холодная, и это уже облегчает решение вопроса. А одна женщина, г–жа Кокрэн, разрешила его наполовину: изобретенная ею машина моет, вытирает и сушит двадцать дюжин тарелок или блюд меньше чем в три минуты. Такие машины производятся в Иллинойсе и продаются по ценам, доступным для более многочисленных семейств.
Что же касается маленьких семей, то они со временем будут отдавать свою посуду в мойку так же, как теперь отдаются уже башмаки для чистки, — причем, вероятно, обе эти функции будет брать на себя одно и то же учреждение.
Женщины чистят ножи, сдирают себе кожу с рук, выжимая белье, метут полы и чистят ковры, поднимая облака пыли, которую потом нужно с большим трудом удалять из всех щелей, куда она садится, но все это делается так по сию пору только потому, что женщина продолжает быть рабыней.
Между тем вся эта работа уже могла бы выполняться гораздо лучше машиной. А когда во все дома будет проведена двигательная сила, тогда всевозможные машины, упрощенные так, чтобы они занимали немного места, вступят в свои права. Машина, высасывающая пыль, впрочем, уже выдумана.
Заметим, что сами по себе все такие машины стоят очень недорого, и если теперь мы платим за них так много, то это зависит от того, что они мало распространены, а главное — что всевозможные господа, спекулирующие на земле, на сыром материале, на фабрикации, на продаже, на налогах и т. д., берут с нас по крайней мере в три или четыре раз дороже действительной стоимости, наживаясь каждый на всякой вновь возникающей потребности.
Но маленькие машины, которые можно иметь в каждом доме и квартире, не есть еще последнее слово в освобождении домашнего труда. Семья должна выйти из своей теперешней обособленности, соединиться в артель с другими семьями, чтобы сообща делать ту работу, которая теперь делается в каждой семье порознь.
В самом деле, будущее вовсе не в том, чтобы в каждой семье была одна машина для чистки сапог, другая для мытья тарелок, третья для стирки белья и т. д. Будущее принадлежит одной общей печи, которая отапливает все комнаты целого квартала и таким образом избавляет от необходимости разводить сотни огней. Так и делается уже в некоторых американских городах; из общей печи проводится по трубам во все дома и во все комнаты горячая вода, и чтобы изменить температуру комнаты, достаточно повернуть кран. Если же вы хотите развести в какой–нибудь комнате огонь, то вы может зажечь газ или электрическую печь в вашем камине. Вся огромная работа чистки каминов и поддерживания в них огня, которая поглощает миллионы рабочих рук в Англии, таким образом понемногу исчезает, а женщины хорошо знают, сколько времени теперешние камины отнимают у них.
Свеча, лампа и даже газ уже отживают свой век. Существуют целые города, где достаточно нажать пуговку, чтобы получить свет, и весь вопрос об электрическом освещении сводится теперь на то, как отделаться от целой армии монополистов, повсеместно захвативших (при помощи государства) электрическое освещение в свои руки.
Наконец, — опять–таки в Америке — идет уже речь об образовании таких обществ, которые почти вполне могли бы устранить домашнюю работу. Для этого достаточно было бы одного такого учреждения для каждой группы домов. Особая повозка приезжала бы за корзинами подлежащих чистке сапог, за грязной посудой, за бельем, за мелкими вещами, которые нужно чистить (если это стоит того), за коврами — и на другой день привозила бы уже исполненную, и хорошо исполненную, работу. А в час утреннего завтрака на вашем столе мог бы появиться горячий чай или кофе и весь завтрак.
В самом же деле, посмотрите, что делается теперь. Между двенадцатью и двумя часами дня миллионов тридцать американцев и миллионов двадцать англичан съедают кусок жареной говядины или баранины или вареной свинины — изредка курицы или рыбы — и порцию картофеля и тех или других овощей, смотря по времени года. И так делают они изо дня в день и из года в год, изредка разнообразя чем–нибудь свой обед. Для того чтобы сжарить это мясо и сварить эти овощи, по крайней мере десять миллионов огней горят в течение двух или трех часов и десять миллионов женщин тратят время на приготовление этих обедов, в которые, в общем, входит не больше десяти различных кушаний.
<Пятьдесят огней, — пишет одна американка, — там, где достаточно было бы одного!> Завтракайте, если хотите, у себя дома, в семье, со своими детьми; но зачем, скажите пожалуйста, этим пятидесяти женщинам терять каждое утро два–три часа на приготовление такого немудреного обеда? Выбирайте себе сами кусок говядины или баранины, если уж вы такой лакомка, приправляйте себе сами овощи, если вы предпочитаете тот или другой соус. Но пусть будет всего одна большая кухня и одна хорошо устроенная плита, чтобы сжарить мясо и сварить эти овощи на пятьдесят семей!
Жить, как мы теперь живем, конечно, бессмысленно; но происходит это оттого, что труд женщины никогда ни во что не ставился; оттого, что до сих пор, даже люди, стремящиеся к освобождению <человечества>, никогда в своих освободительных мечтаниях не принимали во внимание женщину; оттого, что они считают несовместимым со своим мужским достоинством думать <об этих кухонных делах>, которые поэтому и взваливают, как на вьючное животное, на женщину.
Освободить женщину не значит открывать ей двери университета, суда или парламента, потому что освобожденная женщина всегда взваливает домашний труд на какую–нибудь другую женщину.
Освободить женщину — значит избавить ее от отупляющего труда кухни и прачечной; это значит устроиться так, чтобы дать ей возможность, кормя и выращивая своих детей, вместе с тем, иметь достаточно свободного времени, чтобы принимать участие в общественной жизни.
И это осуществится, это уже начинает осуществляться. Мы же должны помнить, что революция, которая будет только наслаждаться красивыми фразами о Свободе, Равенстве и Братстве, но сохранит домашнее рабство женщины, не будет настоящей революцией. Целой половине человечества, находящейся в кухонном рабстве, пришлось бы впоследствии начать свою революцию, чтобы освободить себя от другой половины.