Хлеб по водам
Шрифт:
— Побольше бы таких людей, как он, — сказала Лесли. — Кстати, я почти уверена, что это не Линда Робертс.
— Что Линда Робертс?
— Ну, что не она его любовница.
— Ах, это… — Теперь это был для него чуждый мир. — Почему нет?
— Он просто о ней заботится, — ответила Лесли. — О ней и ее деньгах. Он душеприказчик ее мужа. Муж оставил ей целое состояние, но Рассел говорит, что, если пустить все на самотек и позволить ей самой распоряжаться деньгами, скоро и пенни не останется. Он сочувствует любому, кто придет и расскажет какую-нибудь жалостливую историю. Рассел
— Да, он таков, — заметил Стрэнд. — Но почему, собственно, это должно мешать…
— Да потому, что я видела, как он гулял по пляжу с Нелли Соломон.
— Ну и что с того?
— Знаешь, влюбленные мужчина и женщина гуляют совсем иначе, чем просто друзья и попутчики, если думают, что их никто не видит.
— Да брось ты, Лесли!
— Он гулял по пляжу со мной, — не унималась Лесли. — И еще я видела, как он гуляет с Линдой Робертс и Элеонор. Уверяю, разница есть. Огромная разница!
— Надеюсь, мы не сплетничаем? — спросил Стрэнд, хотя и знал, что уж кого-кого, а Лесли сплетницей назвать нельзя.
— Нет, это интуиция, — ответила она. — И не стоит придавать этому факту глобальное значение.
Стрэнд был уверен, что жена не ошибается. Он почувствовал укол зависти к Расселу Хейзену и был немного разочарован в Нелли Соломон. Ведь тогда, за столом, между ними явно промелькнуло нечто такое… Он помнил, как она слегка подтолкнула его ножкой в ответ на высказывание миссис Робертс о Франции.
— Что ж, рад за него, — сказал он. Интересно, достаточно ли внимателен к жене Герберт Соломон? Что-то не очень похоже, не того типа мужчина. Он, Стрэнд, всем желал добра. Вспомнил оставшееся нераспечатанным письмо от Джудит Квинлен и ощутил угрызения совести. Сексуальная революция с бездумным, легкомысленным спариванием — нет, это для молодых. Он человек более строгих нравов. И он закрыл глаза, чувствуя, как пригревает веки солнце, и какое-то время они сидели молча.
Затем нашлась еще одна тема для обсуждения.
— Мне очень жаль, — проговорил он, — что я испортил Элеонор отпуск.
— Греция никуда не денется. Поедет на следующий год, — сказала Лесли.
— Она что, думала, что я умру? — Глаз он не открывал. — Поэтому и осталась?
— Не знаю, что она там думала, — ответила Лесли. — Хотела остаться, и все. Теперь снова вышла на работу. На неделю раньше, чем собиралась. Думаю, что скоро мы услышим от нее важные новости.
— К примеру?
— К примеру, девочка заявит, что выходит замуж.
— Ну и как ты к этому относишься?
— Как обычно. Двояко. И рада, и немного грустно. Вообще они красивая пара.
— Думаешь, этого достаточно?
Лесли вздохнула:
— Узнаем лет через двадцать, не раньше.
— А
Лесли рассмеялась:
— Звонила своим родителям, рассказала о тебе. Они передают самые наилучшие пожелания. А отец утверждает, что ты с самого начала показался ему не слишком здоровым человеком.
Стрэнд усмехнулся:
— Гляжу, жизнь в Палм-Спрингс ничуть его не изменила.
— И еще он сказал, что не перестает удивляться, почему это в Нью-Йорке не у каждого инфаркт. Считает, что мы должны переехать в Палм-Спрингс. Говорит, тамошний климат очень благотворно влияет на сердечников.
— Передай ему, что я перееду в Палм-Спрингс, только когда он сам оттуда выедет!
— Я смотрю, тебе все лучше и лучше, — усмехнулась Лесли.
— И однако, — заметил Стрэнд, — когда это случилось, я был вовсе не в Нью-Йорке. Я был на полпути к Португалии.
Потом они снова помолчали немного. Стрэнд по-прежнему лежал с закрытыми глазами.
— А ты думала, что я умру?
— Ни минуты.
— Почему нет?
— Потому, — ответила Лесли, — что я бы этого просто не пережила.
Стрэнд все еще лежал в шезлонге, когда на террасу вышел Херб Соломон. Лесли ушла на пляж с Линдой Робертс. Наверное, Лесли сейчас пишет маслом, а Линда болтает, подумал Стрэнд. За неделю до этого у Лесли был день рождения, и Хейзен преподнес ей удивительный подарок — легкий складной подрамник с мольбертом, а также набор замечательных масляных красок и кистей. Кэролайн работала в городе в ветеринарной клинике, Джимми тоже уже несколько дней торчал в Нью-Йорке. И Хейзен тоже был в Нью-Йорке.
Соломон в хлопковых слаксах и майке по-прежнему смахивал на Джорджа Вашингтона. В руках он держал большую деревянную доску, на которой лежал какой-то предмет, обернутый в фольгу.
— Доброе утро, — поздоровался он. — Я слышал, вы теперь принимаете.
— Чем дальше, тем веселей, — ответил Стрэнд. — Прошу вас, присаживайтесь.
Соломон положил доску на стол.
— Нелли испекла вам хлеб, — сообщил он и развернул фольгу. Буханка оказалась огромной, с золотисто-коричневой корочкой, а запах от нее исходил просто божественный. — Все еще теплый, — сказал Соломон. — Она почему-то свято верует в полезность домашнего хлеба. Из муки грубого помола, выпеченного в каменной печи. И еще говорит, что хлеб следует выпекать с любовью. Считает, что он разбудит у вас аппетит.
— Это уж точно, — заметил Стрэнд, гадая, как должна выглядеть церемония принятия домашнего хлеба из рук мужа женщины, подозреваемой в любовной связи с хозяином дома. А она, похоже, везде и все успевает. — Поблагодарите от меня вашу супругу. — Он протянул руку, отломил кусочек и попробовал. На вкус хлеб был столь же замечательным, как на вид и на запах. — Ум-м-м… — промурлыкал Стрэнд. — Хотите кусочек? — Разделить с человеком хлеб-соль — это означало стать его другом.
— Нет, мне следует следить за весом, — ответил Соломон, усаживаясь рядом. Не только за весом, подумал Стрэнд. Соломон одобрительно кивнул, глядя на него. — Знаете, Аллен, а вы счастливчик.