Хлеб великанов
Шрифт:
Вскоре после этого с тетей Ниной случилось что-то неладное. Мать было заговорила об этом, но отец заставил ее замолчать, покосившись в сторону Вернона. Он успел уловить всего две фразы: «Мне только жалко бедного ребенка. Достаточно взглянуть на Нину — и всем ясно, что она пропащая и всегда такой останется».
Бедный ребенок, как понял Вернон, — это его кузина Джозефина, которую он никогда не видел, но посылал ей подарки на Рождество и исправно получал то же самое в ответ. Он удивился, почему
Но он не слишком задумывался до тех пор, пока четыре месяца спустя об этом деле не заговорили снова. На этот раз на его присутствие не обращали внимания, так высок был накал страстей. Между отцом и матерью разгорелся спор. Мать, как обычно, от возбуждения кричала, отец был очень спокоен.
— Позор! — кипятилась Майра. — Сбежать с одним мужчиной, а через три месяца бежать к другому! Показала себя в истинном свете. Я всегда знала, что она такая. Мужчины, мужчины, ничего, кроме мужчин!
— Можешь говорить что угодно, Майра. Это не важно. Я прекрасно знал, что ты будешь потрясена.
— Как и все! Не могу тебя понять, Уолтер. Ты говоришь, у вас старинная семья и все такое…
— У нас старинная семья, — тихо вставил он.
— До сих пор я думала, что тебя хоть немного заботит честь семьи. Нина ее опозорила, и, будь ты настоящим мужчиной, ты бы начисто порвал с ней, как она и заслуживает.
— Традиционная сцена из мелодрамы?
— Тебе все шуточки! Мораль для тебя ничего не значит, абсолютно ничего.
— Как я пытался тебе объяснить, сейчас дело не в морали. Дело в том, что моя сестра в бедственном положении. Я должен ехать в Монте-Карло и посмотреть, чем можно помочь. По-моему, это ясно каждому нормальному человеку.
— Благодарю. Ты не слишком-то вежлив. А чья вина в том, что она в бедственном положении, хотела бы я знать? У нее был хороший муж…
— Нет, не было.
— Во всяком случае, он на ней женился.
На этот раз вспыхнул отец. Он сказал очень тихим голосом:
— Майра, я не понимаю тебя. Ты хорошая женщина — добрая, честная, прямая; как ты можешь унижать себя подобными отвратительными высказываниями?
— Правильно! Оскорбляй меня! Я привыкла к такому обращению!
— Неправда. Я стараюсь быть вежливым, насколько могу.
— Да. Вот за что я тебя ненавижу: ты никогда не скажешь прямо. Всегда вежливый, а на самом деле издеваешься. Приличия блюдешь! А зачем, хотела бы я знать? Зачем, если все в доме знают, что я чувствую?
— Несомненно — ведь у тебя очень громкий голос.
— Вот весь ты в этом, опять насмехаешься. Во всяком случае я счастлива сообщить тебе, что я думаю о твоей дражайшей сестрице. Сбежала с одним, переметнулась к другому — и почему же этот второй не может ее содержать, хотела бы я знать? Или она ему уже надоела?
— Я уже говорил тебе, но ты не слушала. У него скоротечная чахотка, ему пришлось бросить работу. Личных средств у него нет.
— А! На этот раз Нина промахнулась.
— Что касается Нины, она никогда не руководствуется выгодой. Она дура, круглая дура, иначе она не попала бы в эту передрягу. Но у нее всегда чувства опережают здравый смысл. Дьявольская неразбериха. Она не взяла ни гроша от Фреда. Энсти хотел выделить ей содержание — она и слышать об этом не хочет. Заметь, тут я с ней согласен. Некоторых вещей делать нельзя. Но мне придется поехать и разобраться. Извини, если это тебя раздражает, но так уж получилось.
— Ты никогда не делаешь, как я хочу! Ты меня ненавидишь! Ты нарочно так поступаешь, чтобы унизить меня. Но вот что я скажу. Пока я здесь, ты не приведешь свою драгоценную сестрицу под крышу этого дома. Я не привыкла общаться с женщинами подобного сорта. Понял?
— Ты выразила свою мысль предельно ясно.
— Если ты ее привезешь сюда, я возвращаюсь в Бирмингем.
В глазах Уолтера Дейра что-то блеснуло, и Вернон вдруг понял то, чего не поняла мама. Он не слишком хорошо понимал, о чем они говорили, но он ухватил суть: тетя Нина где-то далеко, она больна или несчастна, и мама из-за этого злится. И говорит, что, если тетя Нина появится в Эбботс-Пьюисентс, она уедет к дяде Сидни в Бирмингем. Она думает, что это угроза, но Вернон понял: отец будет очень доволен, если она уедет в Бирмингем. Он знал это точно и определенно. Это как наказание у мисс Робинс: «Полчаса не разговаривать». Она думает, что ты огорчен так же, как если бы тебя лишили джема к чаю, и не догадывается, что ты вовсе не против, даже рад.
Уолтер Дейр ходил взад-вперед по комнате. Вернон наблюдал. Он видел, что отец борется с собой, но не понимал из-за чего.
— Ну? — сказала Майра.
В этот момент она была очень красива: большая, величественная, великолепно сложенная, с откинутой головой, в золотисто-рыжих волосах ее играло солнце. Подходящая спутница для мореплавателя-викинга.
— Я сделал тебя хозяйкой этого дома, Майра, — сказал Уолтер Дейр. — Если ты возражаешь против приезда моей сестры, она, естественно, не приедет.
Он двинулся к двери. Остановился, обернулся.
— Если Левелин умрет, а скорее всего так и случится, Нина должна будет устроиться на работу. Тогда встанет вопрос о ребенке. Твои возражения распространяются также и на нее?
— Думаешь, мне очень хочется держать в доме девочку, которая станет такой же, как ее мать?
Отец спокойно сказал:
— Вполне достаточно ответа «да» или «нет».
Он вышел. Майра глядела ему вслед. В глазах ее стояли слезы, они потекли по щекам. Вернон не любил слез. Он бочком двинулся к выходу, но опоздал.