Хлебный вопрос. Юмористические рассказы
Шрифт:
С чем приехал, с тем и уехал. Ах нет. В прихожей, когда я одевался, мопс хватил меня зубами за ногу и сделал дырку в штанах.
С первой вдовой плохо. Будем разрабатывать двух других вдов.
Прощай.
Твой друг Глеб.
Здравствуй, добрый друг и милый приятель Ипполит Иванович!
Письмо твое получил. Спасибо за хлопоты насчет местишка в провинции, но покуда поудержись хлопотать. Кажется, надо мной начинает восходить звездочка близкого благополучия, а потому ехать служить в провинцию
Вчера был у тридцатидвухтысячной вдовы Анны Ивановны Гореч, в доме № 179 по Большой Мастерской улице, и она, то есть вдова, а не улица, оказалась куда больше, чем тридцатидвухтысячная вдова. Дом № 179 – ее собственный дом. Пришел я к Анне Ивановне около трех часов дня и попал к самому обеду. Отворила мне довольно миловидная горничная, и на меня накинулись уже не две собаки, а целых пять.
Тут были и мопсы, и болонки, и пес неизвестно какой породы. Хозяйка была дома, но в капоте, и, когда ей передали мою визитную карточку, тотчас же бросилась переодеваться. Я сидел в гостиной. Гостиная увешана портретами ее мужа в интендантской чиновничьей форме. Портреты местах в пяти и все в разных позах. Когда я рассматривал эти портреты, псы сидели под мягкими стульями и креслами в чехлах и из-под чехлов, как из-под занавесок, рычали и лаяли на меня. Кроме псов у ней есть еще два любимца – два попугая в клетках: серый и белый. Серый с одного твердит: «Иван Семеныч», «Здравствуй, Иван Семеныч», «Иван Семеныч пришел». Иван Семеныч, как оказалось, – покойный муж хозяйки, тот самый интендант, который изображен на портретах.
Наконец показалась хозяйка. Показалась она во всеоружии розовой пудры, губной помады и черной краски для бровей. Одета она была в светло-серое шерстяное платье с такими неимоверно высокими буффами, что они были выше ее ушей, тоже выкрашенных в розовую краску и украшенных такими крупными бриллиантами, что завладей я только одной серьгой, то прожил бы в полном благосостоянии куда больше года. Не думаю, чтобы эти бриллианты были поддельными.
– Ну, не нахальный вы разве мужчина? – проговорила она, улыбаясь выкрашенными губами и глазами. – Ах, мужчины, мужчины! Все-то вы на один покрой.
– Нахальный, нахальный, – отвечал я, – но что же делать, если мне хотелось, чтоб знакомство мое с вами не было мимолетным.
– Что же, разве я вам так понравилась? – спросила она.
– Вы были любезны, обходительны, доверчивы, а главное – просты со мной, а я ценю таких дам, – отвечал я.
– Ну, садитесь, коли так…
Я сел. «Р-р-р-р… – послышалось под стулом. – Гам-гам».
– Бижу… Амишка… Что вы! Это гость… – останавливала хозяйка собак и прибавила, обращаясь ко мне: – Вот это мои искренние, бескорыстные друзья.
– Позвольте и мне быть таким же, – поклонился я.
– Как? Вы хотите быть собакой? Вот это мило.
– Нет-с, я прошу позволить мне быть вашим другом.
– Так скоро? Нет, вы прежде заслужите.
– Если позволите продолжать знакомство, то увидите и мои заслуги.
– Да уж что ж с вами делать, ежели вы влезли в дом! А только никогда человек не
Я хотел погладить собаку. «Р-р-р-р…» – зарычала она на меня.
– Не надо, Бижу, сердиться, не надо, – продолжала хозяйка. – Это наш гость. Он хоть и интриган, хоть и подводит тонкую интригу под твою хозяйку, но все-таки он гость. Гладьте, гладьте его. Теперь он не тронет вас. Он добрый, а рычит просто из боязни, что вы ему что-нибудь сделаете. Гладьте, гладьте его. Он не тронет.
Я погладил.
– А вот это его супруга Амишка, – отрекомендовала мне хозяйка и подняла еще одну собаку к себе на колени. – Гладьте, гладьте… Она не тронет.
«Р-р-р-р», – послышалось опять. На этот раз рычали уже две собаки.
Следовало продолжение рекомендации собак. Представлялись мопсы. Один мопс звался Карпуша, а другой – Луша. Пятый пес неизвестно какой породы носил название Фельдфебель. Все они рычали на меня. При представлении Фельдфебеля хозяйка сказала:
– Это покойный муж так называл его. Вы знаете, этой собаке двенадцать лет. Вот в следующий раз, когда вы придете, то захватите с собой им по кусочку сахару, и тогда они вас знать будут.
– Стало быть, вы мне позволяете продолжать с вами знакомство? – встрепенулся я.
– Да уж Бог с вами, ходите! Но главное, чтобы не было коварных интриг с вашей стороны.
– Какие же могут быть интриги?
– Ах, оставьте, пожалуйста! Знаю я вас, мужчин! Все вы на один покрой. Слава богу, я уж не молоденькая, видала уж виды-то! Мужчины коварны, а мы, женщины, слабы – вот и выходит тут разное… эдакое… Ну, чем вас потчевать? Вы курите? Пожалуйста, курите. Я сама курю.
Она вытащила из кармана ореховый портсигар и предложила мне папироску. Мы закурили.
– Так чем же потчевать-то вас прикажете? Чаю? Кофею? – продолжала она. – Или, может быть, запросто, без затей пообедаете со мной? У меня обед готов. Я всегда в три часа обедаю.
– Если позволите, то с удовольствием, – поклонился я.
– Да уж что с вами делать! Пришли в дом, так надо вас и угощать. Я женщина простая, радушная, но боюсь только коварства со стороны мужчин.
И я обедал у Анны Ивановны Гореч. К обеду подавали суп с вермишелью, рыбу жареную в сметане и рябчиков. На сладкое был кисель миндальный. За столом сидели только хозяйка, я и псы. На одном стуле по правую сторону хозяйки сидела чета мопсов, а по левую, тоже на стуле, чета болонок. Фельдфебель, как пес крупный, ходил под столом и клал мокрую морду ко мне на брюки. К обеду была подана водка и мадера. Хозяйка сказала:
– Не осудите, и сами не осуждены будете, – налила две рюмки водки и сама со мной выпила. Водка оказалась настоем на каких-то травах.
Хозяйка объяснила:
– Мне нельзя не пить. Я только вот этим настоем и спасаюсь. У меня был страшный ревматизм в плече и боку, но я вот этим настоем выпользовалась. А теперь уж пью для того, чтобы ревматизм не вернулся. Так мне доктор приказал. То есть он не доктор, а часовых дел мастер, но все равно я его считаю за доктора, потому что он меня вылечил.