Хлопоты
Шрифт:
Бабушка стоит у забора на приступке. Зовет:
— Минька!
Минька во дворе у Вати. Они копают с Ватей пещеру.
— Иду! — кричит Минька. Он не спрашивает, зачем зовет бабушка. Он знает.
Ватя работает киркой, рыхлит землю. Минька выбрасывает ее лопатой из ямы.
Яма уже глубокая. Комочки земли
Работают молча. Сопят и отдуваются.
— Минька!
Это опять стоит у забора бабушка.
— Ты бы уж сходил, что ли, — говорит Ватя.
— Ладно. Я быстро.
Минька, осыпая ногами края пещеры, выбирается наверх. Идет к забору, над которым видна голова бабушки.
Минька перелезает через забор.
Бабушка, в переднике, в домашних войлочных туфлях, спешит в сарай. На ходу говорит:
— Застыло все. И чего это вы с утра копаете?
— Надо, — уклончиво отвечает Минька.
Пещера — это тайна.
Ведь она им необходима для того, чтобы в ней сидеть и чтобы никто не видел, что они там сидят. Может быть, они будут в ней еще курить сухие листья смородины.
Листья — это Ватя придумал. Уже пробовали — курили. Дрянь порядочная. Летят искры, копоть. Першит в горле. У Вати закоптился нос, а Минька прожег рубашку.
Но все равно: листья — тоже тайна. Иначе каждый дурак начнет их курить. Ватя в этом абсолютно уверен. Поэтому курить они будут глубоко под землей, в пещере.
На лето бабушка переносит кухню в сарай: там прохладнее, чем в доме, и быстро выветривается угар.
Кухонную посуду бабушка раскладывает на полочке, где лежат рубанки. Примус ставит на верстак. Ножи и вилки складывает в ящик, где хранятся стамески и отвертки. Ведро для очисток пристраивает на табурете, на котором укреплены тиски.
С бабушкой никто не спорит, все ей уступают. Она в доме главная.
Бабушка приносит Миньке из сарая завтрак. Надо его поскорее съесть, и только тогда можно будет спокойно уйти.
Стол пахнет свежей клеенкой. Окно затянуто густой сеткой от мух. По ту сторону сетки показываются над подоконником кошачьи уши.
Это Мурзук. Он заглядывает в комнату, интересуется — начал Минька завтракать или нет. Если начал, то он придет.
Дверь в дом закрыта, но Мурзук ее откроет. Он подпрыгнет, одной лапой ухватится за ручку, а другой будет ударять по рычажку запора до тех пор, пока дверь не откроется.
Тогда Мурзук соскочит с ручки и войдет в дом. Дверь останется открытой, но это его не касается.
Бабушка бежит закрывать дверь, а Мурзук крадется к Миньке вдоль стены. Так незаметнее, если вдоль стены.
Потом он будет сидеть за цветочным вазоном, который стоит на полу рядом с обеденным столом.
В вазоне растет высокий кактус — скала.
Мурзук начнет за этой скалой тихонько подмурлыкивать, подавать голос.
Бабушка все понимает. Говорит ему:
— Не гуркоти. Накормлю...
Мурзук понимает, что добился своего, и перестает гуркотать.
Блюдце его в углу в коридоре. Бабушка кладет Мурзуку завтрак.
Тогда Мурзук смело выходит из-за скалы — теперь не прогонят — и шагает к блюдцу.
А бабушка уже во дворе. Потому что прибежал пес Эрик и тоже начал подавать голос, гуркотать.
Бабушка кладет и ему в чашку завтрак. Эрик доволен. Затихает. Слышно, как ест.
Бабушка успевает всех покормить, и, пожалуйста, идите потом каждый куда хочет. Кто копать пещеру, кто на крышу, кто в холодок под конуру.
И только неизвестно, где и когда бабушка сама успевает поесть.
С обеденного стола убрана клеенка. На столе стоит стул. На стуле — бабушка. Рядом с ней ведро с известкой. В руках щетка из травы.
Бабушка белит потолки.
Уговорить ее, что потолки чистые и белить их не надо, — пустая трата слов.
Бабушка вежливо послушает всех, кто ее уговаривает, даже кивнет головой — да, потолки еще свежие, и, конечно, в ее возрасте лишний раз белить их трудновато, — но все равно поступит по-своему.
Разведет известку, распарит щетку, чтобы сделалась мягкой, снимет со стола клеенку, поставит стул и приступит к работе.
В окна дует ветерок. Потолки подсыхают быстро.
И когда придет с завода Борис, вернется от знакомых дед, где он с утра играл в домино, перелезет через забор из Ватиного двора в свой двор Минька, — потолки совсем высохнут.
И никто вообще не заметит, что бабушка в комнатах белила. Привыкли — всегда чисто.
А бабушка и не обижается. Не заметили, и не надо. Она это делает не для показа, а для себя.
Солнечный день. Но бабушка придирчиво оглядывает небо — не запряталась ли где-нибудь хмара? Не случится ли дождь или ветер? Кажется, нигде хмары нет.
Тогда бабушка расстилает на земле простыню. Придавливает ее камушками, чтобы не заворачивалась.
Выносит подушки без наволочек. Подпарывает наперники и высыпает пух на простыню.
За зиму, по мнению бабушки, он в подушках слежался, отсырел. Пух возвышается на простыне горкой.
Бабушка садится на маленькую скамеечку, начинает его перебирать.
Пух греется на солнце, свежеет. Бабушка занимается им, а сама поглядывает на небо.
Подкрадываются к бабушке птицы, воруют пух. Особенно нахальных бабушка гоняет: машет на них концом передника.
— Я вам, жулики-бастрюки!
А жулики-бастрюки знай свое — тянут пух.
К вечеру бабушка вновь зашьет его в наперники, наденет наволочки. Подушки готовы.
Внесет их в дом. Но, прежде чем разложить по кроватям, каждую крепко подобьет с углов, чтобы пух вспенился и подушка застыла в тугом изгибе. Горячая, с запахом солнца.