Хмельницкий.
Шрифт:
— Всем селом пойдем! — раздались голоса, прерывая печальный рассказ Лыгоря.
И тут же Максим громко воскликнул:
— Кроме регимента Стефана Хмелевского, идущего из Лубен, плывут по Днепру да идут шляхами более десяти тысяч наших казаков, друзья мои.
— Десять тысяч казаков! Казаки идут!
— Идут, — снова крикнул Кривонос. — Сам Петро Сагайдачный ведет их Но мы должны немедленно переправиться на ту сторону Суды, напасть на ордынцев, помешать их звериным налетам и отбить бедных невольников, не допустить, чтобы басурмане угнали их в Крым.
— Надо бы подождать казаков
— Чтобы басурмане безнаказанно издевались над нашими людьми, успели отправить ясырь в Турцию? Нет, ждать Сагайдачного некогда, — сказал Кривонос. — Казаки идут с возами, с пушками. Я — атаман одного из передовых казацких отрядов. Мы не можем бросать на произвол судьбы наших матерей и детей! На рассвете переправимся через Суду…
— И мы пойдем с вами! Мы пристанем к твоему, казак, отряду, будь и нашим атаманом! Отряд Лыгоря тоже пристанет…
— Сколько вас?
— Сотни две вооруженных наберется, а остальные с косами, с топорами…
— Людей с топорами оставим охранять Посулье, чтобы не прозевать повторного нападения на село… Да вот еще что: мы должны послать в польский регимент полковника Хмелевского двоих казаков, которые отвезут оружие погибшего в бою героя жолнера и грамоту с благодарностью родителям за сына-героя. Может быть, вместе с нашим Мусием Горленко пошлем одного-двух из ваших веремеевчан с этим печальным посольством, а?
— Правильно-о! — загудели, зашевелились в темноте люди. — Пускай от нас, веремеевчан, Кузьма Гайдамака едет! Ладный казак из выписчиков, за словом в карман не полезет!..
— Вот и хорошо, люди добрые. Пошлем к пану Хмелевскому вашего Кузьму и нашего Мусия. Пусть отвезут оружие покойника и поблагодарят родителей за героя сына!..
12
В степях за Сулой, в первых стычках отряда с крымчаками Богдан и не заметил, как стал настоящим казаком. И никто ему не сказал об этом — не до того было. Сердца казаков горели единым желанием нагнать, отбить и спасти пленников.
С боями проскочили Псел, оказались по ту сторону Орели. Отряд Кривоноса пополнялся отдельными храбрецами и целыми группами крестьян. Приходили все новые и новые вести о кровавых нападениях ордынцев на села и хутора, о поголовном захвате жителей в плен. На пути отряда клубился дым, тлели сожженные селения.
Стало известно, что основные силы Мухамеда Гирея подошли к границам Московского государства. Но захватчики были отброшены донскими казаками и под их натиском начали отступать. При этом они поспешно отправляли ясырь в Дикое поле.
Помощь, оказанная, русскими, еще больше воодушевила казаков отряда Кривоноса. Ивану Гандже и веремеевскому отряду Лыгоря посчастливилось настичь небольшой отряд крымчаков и в коротком бою отбить девять детей, двух молодиц и одного мужика из Старобельщины. Там же Ганджа впервые был ранен вражеской саблей и Богдан перевязал руку другу.
Молодой Хмельницкий долго беседовал с освобожденными из плена людьми. В эти горячие дни ему и в голову не приходила мысль о возвращении в Субботов. В отряде относились к юноше как к настоящему казаку. Максим, правда, пытался всячески сдерживать Богдана и не разрешал
Учеба во Львове, почти на семь лет оторвавшая Богдана от семьи, привила ему чувство товарищества. Он быстро сходился с людьми, умел распознавать друзей и недругов. Вместе с тем Богдан скучал по своей матери, почему-то жалел ее, как жалеют сироту, а почему именно — сам не знал. К отцу у него была большая привязанность, но в то же время он побаивался его — ведь все-таки отец! Привыкнув жить вдали от отцовского гнезда, он легче переносил разлуку с родными. Боевая, походная жизнь в степи наложила свой отпечаток: нежные черты лица юноши стали жестче, а голос зычным, настоящим мужским.
Русский мужик Силантий согласился взять Богдана под свою опеку. Но он ведь все-таки не мама, а боевой казак. Силантий и был первым свидетелем обеих схваток молодого Хмельницкого с врагом. В одной из этих схваток Богдан даже помог бывалому казаку, на которого в степном терновнике набросились трое крымчаков. Когда один из татар занес саблю над головой Силантия, вовремя подоспевший Богдан молниеносным ударом сразил врага, и тот свалился с коня…
— Превосходный казак растет, — восхищался им Кривонос.
— Уже вырос! — подтвердил Силантий, за время похода успевший привязаться к юному сыну подстаросты.
Уже где-то за рекой Орель веремеевчане из передового отряда Ивана Ганджи поймали буджацкого татарина и живым доставили Кривоносу. Допрашивал его Богдан, которому атаман отряда охотно поручил это дело. Знание турецкого языка помогло Богдану выяснить, хотя и не без трудностей, — поскольку это был татарин, а не турок, — что пленный принимал участие в нападении буджацкого отряда Зобара Сохе на Веремеевку. Он хорошо помнил, что Мухамед Гирей приказал взять в плен всех жителей хутора выкреста Джулая и доставить их пред его ханские очи. Но сам татарин не попал на хутор. Он только знал, что все это совершилось по велению хана, после прибытия к нему джуры от Селима. Татарину также было известно и о коне батыра Ахмет-бея, который, по словам Селима, находился на хуторе Джулая. Но нашел ли Зобар Сохе буланого жеребца на хуторе Джулая, взял ли в плен кого-нибудь из хуторян, татарин об этом не знал, потому что после боя под Веремеевкой сам с трудом переправился через Суду и пристал к другому буджацкому отряду. Зобара Сохе он больше не видел.
Иван Ганджа посоветовал прибегнуть к пытке огнем, тогда упрямый татарин скажет больше. Но Богдан решительно возражал против жестокого обращения с пленными. Татарина оставили при отряде. Богдан еще несколько раз беседовал с пленником, но ничего не узнал о судьбе пани Мелашки и Мартынка. После допроса пленного всем стало ясно, что Зобар Сохе, а может быть, и сам Селим, появившийся на Левобережье, захватили всех жителей хутора вместе с буланым конем. Надо полагать, что после боя в Веремеевке они переправились через Суду и двинулись к самому Мухамеду Гирею. Слепого Богуна они убили потому, что он сопротивлялся и мешал их быстрому передвижению.