Хмельницкий.
Шрифт:
— Что же, Богдан, каждая мать провожает своего сына в поход с чувством великой печали… Нет, не годится тебе, сынок, изнывать от тоски в Субботове. Благословляю тебя на подвиги, ты должен спасти несчастную девушку!.. Поедешь с нашими славными казаками, пусть вас хранит пресвятая дева… — И дрожащей рукой она благословила сына, не скрывая своих слез.
Солнце уже поднялось из-за леса, согревая своими теплыми лучами землю, когда отряд Максима Кривоноса вброд переправлялся через реку Тясьмин. А потом казаки понеслись вскачь на Боровицу, где была переправа через Днепр. По левую руку Кривоноса ехал, все на том же подаренном коне с царапиной на боку, казак Зиновий-Богдан Хмельницкий. На лице его светились отвага и печаль. То ли ветер с Днепра, то ли что-то иное наполняло его глаза крупными слезами, солеными капельками скатывавшимися по щекам, увлажнявшими его сжатые губы.
Это были первые слезы ненависти, они смешались со слезами матери, благословившей глубоко оскорбленного юношу. Только стал на ноги, только начинал жить — и вот…
Проносясь в походном казацком седле по пескам и перелескам, Богдан отчетливо представлял себе оскорбленных людей, которые вместе с ним ходили по этой же священной земле родной страны. Прощай, беззаботное детство, прощай и нерасцветшее, золотое юношество! А счастье должен завоевать сам…
Стояла весна, — на удивление теплые дни предвещали скорое приближение лета. Отряд Кривоноса скрылся в перелесках — казалось, растаял в теплых солнечных лучах. Даже птицы в лесу не успевали вспорхнуть, когда между деревьями проносились всадники, спешившие на север, к Днепру.
10
Возле селения Боровица, в прибрежных перелесках, отряд Максима Кривоноса встретил группу встревоженных крестьян. До этого, проезжая через село, всадники не заметили ни одной женщины с детьми, и вообще оно казалось безлюдным. По дороге же, что вела к переправе, бродили мужики, парни, вооруженные чем попало.
Максим Кривонос, не отдыхая, направился со своим отрядом к Днепру. Кое-кто из местных жителей, те, что помоложе, присоединились к отряду.
Мусий Горленко, первым заезжавший в Боровицу, расспросил поселян и о результатах своей разведки доложил атаману.
— Неужели мы опоздали? — забеспокоился Максим, когда Горленко рассказал ему, что поселяне слышали отзвуки выстрелов, видели страшные зарева пожаров, бушевавших за лугами, на Засулье.
Наскоро сколоченный паром использовали только для перевозки людей, оружия и продовольствия. Коней привязывали к парому, и они переплывали реку. И все же переправа двух сотен вооруженных казаков заняла немало времени.
Максим велел своим людям соблюдать полную тишину. Сам он прислушивался к тому, что творилось на противоположном берегу, не доносится ли хоть какой-нибудь звук оттуда, где поднимался в небо черный дым пожара. «Опоздали!» Эта мысль тяжелым камнем ложилась ему на душу. Переправившись на левый берег Днепра, он даже не дал коням обсохнуть, велел казакам вытереть их спины травой или полами своих жупанов и седлать.
Перед закатом солнца казаки, выбравшись из цепи луговых озер, прискакали к пылающему хутору.
Ни одной живой души! Рушащиеся стропила хат еще облизывал десятками языков утомившийся, но ненасытившийся огонь. Смрад и треск пожарища навевали на вооруженных всадников невыразимую скорбь. Они застали лишь следы разрушений; враг же поспешил скрыться, и, должно быть, давно, так как уже успели сгореть почти все хуторские строения.
Кривонос послал в разведку Мусия вместе с Силантием и Юркевичем, приказав им постараться найти хоть одного живого человека, чтобы разузнать, в каком направлении скрылись захватчики.
— Мартынко рассказывал мне, что хутор Джулая находится недалеко от Сулы, он окружен большим лесом и со стороны степи к нему нет никакой дороги, — сообщил Богдан Максиму.
— Никакой дороги? — переспросил удивленный Кривонос, направляя коня по старым следам колес, тянувшимся к лесу. — Не мог же хозяин лететь в Веремеевку по воздуху и жить там отшельником. Возможно, вон это и есть тот самый лес. Судя по рассказу Мартынка, хутор Джулай должен размещаться где-то там, среди вон тех потухающих костров, следов чудовищного пиршества басурман. К сожалению, Богдан, вижу, что теперь уже нечего думать о хуторе. Людей там нету. Их нужно искать в лесу; не всех же захватили басурмане…
— Убитый лежит… — донеслось из чащи.
Все всадники ринулись к лесу.
Богдан пробивался сквозь толпу всадников, чтобы увидеть жертву звериного нападения людоловов.
В глубине леса на угловатом пне лежал навзничь человек с рассеченной окровавленной головой. В стороне, рядом с отрубленной рукой, лежал не нужный теперь топор, покрытый засохшими черными сгустками крови. Даже радостно стало на душе! Значит, не во время позорного бегства, а в жестоком бою погиб бедняга!
Труп убитого еще раз подтверждал, что сегодня этот клочок украинской земли подвергся зверскому нападению, что захваченные врасплох люди сами защищались и защищали своих родных, жертвуя жизнью, задерживали захватчиков, давая возможность близким убежать, скрыться.
Отряд медленно продвигался вдоль лесной опушки, ожидая донесений разведки. Приближался вечер, с каждой минутой возрастала опасность внезапного нападения притаившихся в лесу крымчаков. Наконец пришлось остановить отряд, когда подошли к тому месту, где была намечена встреча с разведкой Горленко.
Неизвестность угнетающе действовала на Богдана, и он не находил себе места. Несколько раз он порывался поскакать туда, вдаль, где дымились догоравшие селения. Кривонос, все время следил за Богданом и каждый раз окликал его:
— Куда ты? А ну-ка, воротись, воротись…
Богдан подчинялся старшему другу, хотя в душе негодовал на него. Юноше казалось, что нужно использовать каждую минуту, чтобы поскорее приблизиться к пожарищам, где, быть может, ожидают помощи пострадавшие хуторяне.
Неожиданный конский топот, донесшийся из лесу, заставил всех насторожиться. Разведчик Юркевич, размахивая руками, точно крыльями, скакал к Кривоносу. Казаки тоже приблизились к своему атаману. Подъехал к нему и Богдан.
— С чем приехал, пан Юзя? — вырвался навстречу всаднику встревоженный Кривонос.
— Мы нашли зарубленного саблями жолнера, — запыхавшись, докладывал разведчик.
— Жолнера? Откуда же тут взялся польский жолнер? — недоуменно воскликнул Кривонос. И тут же перешел к делу: — Погоди, пан Юзеф. Это далеко отсюда?
— Разве заметишь, пан Максим, при такой спешке? Вон туда ведет эта тропинка, по которой и прискакал я… Пан Мусий остался там…
— И Ганджа?
— Пан Иван напал на конский след, должно быть, след неверных. Он отправился дальше и теперь находится возле пана Мусия.