Хмельницкий.
Шрифт:
Вдруг внимание запорожцев привлекло другое событие. Из прибрежных перелесков выскочил отряд воинов. Передний поскакал наискосок, словно догоняя кого-то.
— Тьфу ты, смотри, Ганджа скачет! — удивленно воскликнули казаки Вешняка.
Хмельницкий резко обернулся, рукой дав знак Гаркуше подвести к нему коня. И, встревоженный, помчался к перелеску навстречу полковнику Гандже. Но тот, заметив гетмана, издали замахал шапкой. Потом соскочил с коня и побежал навстречу Хмельницкому.
Соскочил с коня и Богдан Хмельницкий, его даже в жар бросило от волнения.
— Вернулся, Иван! Вот хорошо,
— А разве вырвался? Вон сам гляди, гетман! Какие полки ведет твой наказной атаман Филон Джеджалий! Толковый воин, верный твой побратим. С нами и Кривоносиха приехала, Богдан… Знаешь, ее мало и гетманом величать! Какие вести от Максима Кривоноса принесла нам эта женщина!
Из лесу, со стороны Днепра, широкими рядами двигалось еще одно, не менее многочисленное казацкое войско. Между рядами казацкой конницы ехали возы со снаряжением и провиантом. Скрип колес, ржанье лошадей и перекличка старшин наполняли землю бодрящими звуками.
Постепенно разомкнулись руки обнимавших друг друга Богдана и Ивана Ганджи. Они уверенно чувствовали себя на освобожденной приднепровской земле. А сколько еще надо освобождать! Богдан вытер лицо полой жупана, словно хотел снять усталость со своих глаз после стольких бессонных ночей. Он всматривался глазами, а сердцем чувствовал — осуществляется мечта украинских тружеников, его, Богдана Хмельницкого, мечта. Отныне не будут украинские люди воевать друг с другом по злой воле шляхтича Потоцкого!
Хмельницкий вскочил на подведенного Гаркушей коня и галопом поскакал навстречу войскам Филона Джеджалия.
26
Недалеко ушли остатки обесславленного войска сына гетмана Стефана Потоцкого. Они продвигались медленно, настороженно, ибо знали, что следом за ними двигались крымчаки, выслеживая их, как голодные волки беспечных косуль.
В тревоге застал их и вечер. Ослабевший Стефан Потоцкий то впадал в беспамятство, то приходил в сознание, умоляя дать ему покой. Везли раненого по тряской, неукатанной дороге на несмазанной, раздражавшей скрипом телеге.
Пожилому полковнику Шембергу не по летам было такое утомительное путешествие в седле. Временами он вынужден был соскакивать с коня, идти пешком, чтобы размяться да подбодрить свое упавшее духом войско. Больше всего беспокоили наиболее ненадежные отряды его расчлененного взбунтовавшимися драгунами, деморализованного войска. Даже драгуны Чарнецкого утратили свой задорный пыл. Шемберг поручил им охранять парламентеров Хмельницкого. Где былая гусарская слава, где их лихой командир! Скрип пустых телег как бы напоминал о их позорном поражении, унижении, а голод, дававший знать о себе, порождал неверие в свои силы.
К двигавшимся впереди гусарам, в окружении которых везли раненого Стефана Потоцкого, приказы Шемберга приходили с большим запозданием. А приказ его об остановке на ночлег возле небольшого ручья на большой дороге, ведущей на Низ, дошел до гусар, когда на землю уже опустились сумерки.
Именно в этот момент им стало известно, что путь к отступлению им отрезан.
— Впереди войска какого-то турка Назруллы, — с тревогой сообщили дозорные.
— Какого Назруллы? Не того ли?..
Но слова эти потонули в сплошном шуме. Ужасная весть о нападении турок как молния пронеслась среди войска Шемберга. Люди не расспрашивали, не прислушивались к приказам, зная, зачем турецкие отряды нападают на низовья Днепра. У янычар султана пощады не вымолишь, тем более что у них нет заложника, с которым обычно коронные войска отправлялись в поход на Низ. В этот раз полковник Шемберг не позаботился заблаговременно о таком заложнике.
— Единственно, что я, как воин, смогу посоветовать и приказать: у наших гусар остались сабли, они должны защищать нас! — призывал Шемберг. — У турок тоже не так уж много огнестрельного оружия, мы должны с боем пробиваться к Чигирину и соединиться с главными силами коронного гетмана! Приказываю пану Ежи Скшетускому немедленно свернуть вправо, к Днепру, и пробиться к Чигирину за помощью…
Поспешно выстраивали возы в несколько рядов, готовясь к обороне. По старой привычке полковник Шемберг решил использовать легкие отряды гусар, которые сами и напали на противника. Первая же стычка этих смельчаков с казаками Назруллы раскрыла их ужасную ошибку. Взбешенные внезапным нападением, уманские казаки не только отразили атаки гусар, но и сами перешли в наступление.
Назрулла приказывал:
— Уманцы! Шляхта прислала сюда гусар, чтобы уничтожить окруженные войска Хмельницкого! Ни единого гусара не выпустить живым, руби головы шайтанам! Айда, руби!..
А когда крымчаки узнали об уничтожающем ударе уманцев, они сообразили, что могут запоздать с захватом пленных. Поэтому решили напасть на изнуренное войско Шемберга с тыла. Тот помнил о крымчаках и остерегался их, покуда не начался бой с уманцами. Назрулла неожиданно перепутал все разработанные им планы обороны.
Воины Потоцкого засуетились в беспорядке. Их командиры растерялись, чем усугубили смятение и дезорганизованность своих подчиненных. Все ринулись к гибельному для них лесу.
Гусары, охранявшие умирающего Стефана Потоцкого, стали метаться по дороге, не зная, куда бежать.
До самого утра на вытоптанном поле боя стоял стон раневых и крики крымчаков, вырывавших у казаков захваченных ими пленных.
— Наш хан договорился с Хмельницким: оружие врага, — доказывали татары, — казакам, а ясырь — крымскому хану!
— Пусть Хмельницкий и решает этот спор, — не сдавался Назрулла. — Догоняйте гусар в лесу. А у меня вы не возьмете ни оружия, ни ясыря, коль не хотите воевать с уманцами!
— А Шемберга? — не унимались ненасытные крымчаки.
— И Шемберга и Потоцкого!.. Да сын Потоцкого, кажется, и не доживет до моей встречи с гетманом. Все оружие шляхтичей, коль на то пошло, возьмут мои уманцы!
Когда наступил рассвет, замерла и равнина, на которой еще вчера вечером стояло коронное войско Стефана Потоцкого. На опушке перелеска расположились уманцы, напротив них, по другую сторону поля, где ночью происходил бой, стали лагерем крымчаки. Несколько десятков старшин разгромленного войска польских шляхтичей лежали связанными в перелеске, охраняемые уманцами… В горячке с ними захватили и парламентеров Хмельницкого — полковников Топыгу и Дорошенко.