Шрифт:
Борис Руденко
Хобби на любителя
С Кочетковым я познакомился случайно. На очередной остановке подмокшая на моросящем дожде толпа втиснулась в заскрипевший от напряжения троллейбус. Меня оторвало от пола, немного развернуло и прижало к пассажиру, о котором я не смог бы сказать ничего плохого. Мои антипатии относились к его портфелю с твердыми, острыми углами. Пассажир, вероятно из сочувствия, сделал несколько конвульсивных движений, шляясь облегчить мое положение.
– Не утруждайтесь, - произнес я успокаивающе, -
– При чем здесь вы?
– удивился мужчина.
– Это я должен терпеть. Должен, но уже не могу. Если вы немедленно не слезете с моих ботинок...
– Извините, - пролепетал я, отыскивая незанятый участок пола, чтобы поставить ногу.
– На следующей выходите?
– все еще сердито спросил мой сосед.
– Нет, - ответил я, но дверцы открылись, меня вновь подхватило мощное людское течение и вынесло на тротуар.
– Ваша пуговица, - прозвучал за спиной вежливый голос.
Знакомый пассажир протягивал пуговицу от моего плаща.
– Спасибо, - сказал я. Удивительная давка сегодня.
– Ничего удивительного. На стадионе кубковая встреча но футболу. Семнадцатый маршрут перегружен. Плюс час "пик".
У него были правильные, мелковатые черты лица, к которым очень шло выражение грусти.
– В такую слякоть еще играют в футбол?
Пассажир улыбнулся мягко и располагающе.
– Почему-то я сразу догадался, что вы не болельщик.
– А вы?
– Увы, не пристрастился.
С каждой минутой я чувствовал к нему возрастающую симпатию.
– Вот ваш троллейбус, - сказал он, - попробуйте пробиться.
Я открыл рот, чтобы попрощаться, но не успел. Из-за могучего бока троллейбуса вывернула стремительная, юркая машина. Она мчалась с огромной скоростью к почти бесшумно. В отсутствии шума заключалась главная опасность. Прежде чем мы успели пошевелиться, вся слякоть мостовой, взметнувшись из-под колес автомобиля, легла на наши плащи ровным и плотным слоем.
Мы оба выкрикивали проклятия вслед моторизованному обидчику, потом оглядели друг друга и вяло улыбнулись.
– Вот мой дом, где гастроном, - произнес товарищ по несчастью, - если хотите попробовать очистить плащ...
– С удовольствием!
– Кочетков, - представился он. И, помедлив, добавил: - Биохимик.
Я тоже назвал себя, и мы пошли.
Сразу было видно, что это квартира холостяка. Слегка запущенная, немного запыленная. Порядка здесь не наблюдалось, но и беспорядок носил довольно умеренный, сносный характер. Кочетков провел меня в ванную. Я пытался вернуть плащу былой блеск и разглядывал длинные полки с пузырьками, банками и баночками, в которые было что-то насыпано и налито.
– Иногда работаю дома, - сказал Кочетков, прочитав вопрос на моем лице.
– Попьете чаю, пока плащ будет сохнуть?
Мы прошли в комнату, которая отличалась от ванной только наличием обоев и отсутствием умывальника. Склянки, колбы, пузырьки и странного вида аппараты стояли здесь не только на специально приспособленных стеллажах, но и на серванте, на письменном столе, на тумбочке перед зеркалом и просто на полу. В их расположении был какой-то скрытый порядок, вполне ощутимый, но недоступный моему пониманию.
Кочетков достал из шкафа чашки и ложки. Хотел извлечь блюдечки, стоявшие стопкой на стеклянной полке серванта, по они, видимо, крепко присохли друг к другу, и хозяин, не сумев оторвать верхние, сделал вид, что передумал. Затем вытащил банку с белым сыпучим веществом.
– Это сахар, - объяснил он.
Мы пили чай и беседовали. Оказалось, что схожесть наших характеров не ограничивалась равнодушным отношением к футболу.
Мы оба плохи играли в шахматы.
Мы оба терпеть не могли очередей.
Мы не курили.
Мы ни разу не были во Владивостоке, но мечтали туда съездить.
Мы оба родились осенью, наши зарплаты были почти одинаковы.
Мы редко ездили на такси, не имели знакомых в промтоварных магазинах и еще многое другое.
– Вам хотелось бы иметь хобби?
– спросил Кочетков в разгаре беседы.
– Что?
– не понял я.
– Не простое хобби, - сказал Кочетков, - а полезное. Например, самому себе шить костюмы. Или статуэтки из дерева вырезать.
– Неплохо, конечно, - отвечал я, не понимая, куда он клонит.
– Позвольте преподнести вам подарок, - сказал Кочетков.
– Знаете, что такое наследственная память?
– В общих чертах. А какое отношение она имеет к нашему разговору?
– До сих пор считалось, что трудовые навыки, то бишь сложные условные рефлексы, генетически не передаются. Это не совсем верно. Как раз над этим работает наша лаборатория. При помощи некоторых изобретенных мной препаратов оказалось возможным пробудить наследственную память. Методика чрезвычайно проста. Предположим, твой дедушка был сапожником. Выпиваешь такую дозу препарата, которая обеспечивает пробуждение генетической памяти третьего колена, видишь короткий, двух-трехминутный сон, убеждаешься, что дедушка действительно тачал сапоги, одновременно вспоминаешь его профессиональные навыки, затем закрепляешь их в своем настоящем. Каково! Хотите попробовать?
– Я не знаю, кем был мой дедушка, - сказал я.
– Мои родители оба из детского дома.
– Это несущественно. Открою маленький секрет, - понизил Кочетков голос.
– Думаю, мой препарат скоро будет продаваться в аптеках. Каждый сможет покопаться в привязанностях своих предков и выбрать то, что ему по душе. Представляете перспективу? Насколько возрастет полезность каждого члена общества!
– Так уж скоро?
– усомнился я.
– Года через три-четыре, после завершения всех испытаний. Но и сейчас, уверяю, препарат в полном порядке. Я сам уже все опробовал на себе.