Шрифт:
Деревня эта поначалу произвела на меня довольно странное впечатление: чарующее и удручающее одновременно. Дома, вроде красивые и богатые, при ближайшем рассмотрении оказались неряхами-замарашками с выбитыми окнами, поваленным штакетником, заросшими диким
Однако издалека они, тонущие в зеленой пенной листве деревьев и кустарников, казались ярко-праздничными, удивительно нарядными. В большинстве своем двухэтажные, из цветного фигурного кирпича, стильные, изящные, не просто четырехстенные коробки, нет. С балкончиками, мансардами, эркерами, прочими украшательствами. Стены, увитые плющом, цветы на подоконниках, машины в каждом дворе, и не какие-нибудь "Запорожцы", в основном иномарки, – всё это говорило о достатке и благоденствии.
По пыльным, в колдобинах, улочкам бегали, вывалив от жары языки, здоровенные лохматые собаки – все в репьях и колтунах свалявшейся шерсти. Добродушно щурились на наш видавший виды красный жигуленок, медленно катящий мимо, но не гавкали и не кидались следом.
В синем безоблачном небе каталось наливное желтое яблочко – солнце, припекало да оглаживало лучами своими ласковыми землю-матушку. А теплый ветерок слегка трепал кроны деревьев, в которых щебетали-чирикали невидимые пичуги.
– Итить твою налево! – с чувством сказал Дейзи, вытряхивая из пачки сигарету, после чего сунул ее в рот и, щелкнув зажигалкой, затянулся глубоко-глубоко. Выдохнул дымные прозрачные колечки: – Кр-расота!
– Да уж, – откликнулся я, притормаживая перед очередной рытвиной. – Что-то местных не видно.
– Угу, – согласился друг-товарищ, – они это, того… вымерли, блин, как динозавры.
– Не смешно, Денис. О! У них же купить можно че-нить, молоко там, сыр. Свеженькое, не магазинное. Как думаешь?
– Ну, купи. А я молоко с детства ненавижу.
Сказано – сделано, останавливаю машину, иду к ближайшему дому. Тук, тук – в окошко. Хозяева есть, мол? Слышу, сопят за спиной – Дейзи, значит, увязался: неохота ему в машине сидеть.
– Кто там? – доносится со двора.
– Проезжие, – кричу. – Продуктов хотим прикупить. Молочка там, то, се.
Скрипит щеколда, в воротах открывается небольшая дверка, и я тихо офигеваю. Потому что вышедший навстречу крепкий парнишка лет тридцати держит в руках нехилых размеров дрын; на лице парня расплывается, отсвечивая желтым и фиолетовым, огромный синяк.
– А-а… э-э… – удивленно булькает толстяк-Денис. – Че случилось-то?
– Да ниче, – улыбается хозяин, – нормально. Не обращайте внимания. Может, в дом пройдете? Жарко здесь.
– Айда, Тим, – говорит Дейзи. – В натуре печет, блин, сварюсь скоро.
– Ладно, сейчас. Машину поближе подгоню только.
Парнишка с фингалом непонятно хмыкает и вроде бы хочет что-то сказать, но пока раздумывает, я уже ухожу.
Мы сидим на кухне и пьем чай с малиновым вареньем, а Гриша – так зовут хозяина – жалуется на гада-соседа Фрола, из-за которого ни молочка, ни сыра, ни творога деревенского не видать нам как своих ушей.
– Почему это? – поддерживает разговор Дейзи.
– Так он, падла, коровку мою на прошлой неделе отравил, – объясняет Григорий. – Давно уж грозился, вот и сподобился.
– Что-о?! – захлебываюсь я, проливая чай (черт! горячий!) на недавно стиранные (мать-перемать!) джинсы. – Как это?!
– А че? – недоумевает хозяин. – Фрол же. Он завсегда чужую скотину гнобит – у Васильевых, Никитиных, Якимовых. У меня вот.
– В милицию заявили? – проявляет недюжинные умственные способности Денис. – Или в суд сразу, пусть возмещает моральный и материальный ущерб!
– Зачем? – Ухмылка плохо вяжется со страшным кровоподтеком на скуле. Вообще не вяжется. – Я его сам вразумил: отметелил, дай бог, до сих пор охает. Сарайчик еще поджег.
– Мы… наверное, пойдем, – как можно миролюбивее говорю я, пихая друга ногой. – Засиделись что-то. Пора, как говорится, и честь знать.
– Ага, – поддакивает Дейзи, косясь на дрын, стоящий в углу кухни, и на толстощеком лице мелькает ужасная догадка: не этим ли горбылем отдубасили беднягу-Фрола? – Торопимся. Спасибо, в общем, за чай. Без обид, короче. Давай, братан, удачи.
Гришка смотрит на нас, печально – сочувствующе? понимающе?! – улыбаясь, а в глазах стынет непонятное, странное-странное выражение, будто вода в скованной ледком луже.
Мы выметаемся на улицу – очень-очень быстро, ставя рекорд по бегу на пересеченной местности. Еще бы – кому охота сидеть рядом с чокнутым психом-поджигателем?
– Твою мать!.. – выдыхает Денис. – Они все тут, на хрен, сбрендили.
И я согласно мотаю головой, глядя, как толпа придурков с кольями и монтажками разносит на кусочки нашу "пятерку".
– Эй, мужики! – складывая ладошки рупором, кричит неслышно подошедший сзади Григорий. – Охолоните-ка. Чужую тачку ни за что, ни про что ломаете.
– Как чужую? – не соглашаются мужики и "работу" свою не прекращают. – Гостей твоих, Гриня. Иль ты их не упреждал?
– Да каких еще гостей?! Люди, понимаешь, мимо проезжали, молочка купить хотели. Слышь, Фрол, молочка. А нет его, спасибо тебе, значит. И машину всю изуродовали, вот и второе спасибо на подходе.
Народ возле разбитого, исковерканного до неузнаваемости жигуленка задумчиво чешет затылки. Совещается о чем-то. Наконец к нам выдвигается маленькая делегация из трех человек.