Хочу быть с тобой
Шрифт:
Руслан устает ждать, полностью отвлекается от ноутбука и прожигает нас с Димой острым недовольным взглядом.
– Как дети малые. Что у вас там за история была? Могу у Серги узнать, - судя по выражению лица - он и правда уставший, таким свежим, как обычно не выглядит.
Это радует, не только же мне с синяками под глазами ходить.
Встаю сварить себе кофе. Я же не пью больше. Завязала, так и не начав. Дима шумно выпускает воздух.
– У тебя участь такая, с малолетками наглыми общаться. К тебе как домой к себе ходят, не выпрешь, - вспоминаю себя. Сейчас я уверена, что
– Он меня сам позвал, - чуть ли не в пении, произносит Нагорный.
Тип неприятный.
– Не подеретесь, - устало шутит Дима, - Прости, Рус, но Яру трогать нельзя. Ей тебя бить можно, кого угодно можно, за неё я сам закопаю.
– Уже закопал,- из меня вылетает глухой смешок. Стою к парням спиной, но это не мешает чувствовать на себе взгляд зелёных глаз.
– Кого? – от голоса Руслана холодом веет. Явно не нравится то, что он слышит.
– Скинов, - говорю невзначай, будто я от этих воспоминаний не просыпалась по ночам от жуткого, гулкого сердцебиения. При желании я и сейчас расскажу, как они выглядели, до мельчайших подробностей.
Сажусь на свое место и с теплотой на Диму смотрю, закусив губу верхнюю. Мой ангел – хранитель, самый любимый.
– Ты где их нашла? – Руслан продолжает говорить строго.
Мне смешно становится.
– Руслан, - говорю мягко, - Это в твоей жизни они разве что в фильмах присутствовали. А шестнадцать лет назад у них как раз таки подъем был. В начале двухтысячных вседозволенностью даже из канализации веяло.
– Их же пересажали к пятому году. Сам я не помню, но слышал много раз, - он не ведется на мой тон «говорю с маленьким».
– Серьёзно? А я и не знала. Как ты думаешь, кто к этому руку свою приложил? – стараюсь не засмеяться.
По лицу Нагорного видно, как осознание к нему в мозг пробирается.
– Яр, не язви, тебе не идет, - Дима бросает на меня взгляд, мол, ты чего к парню цепляешься. Ай – яй – яй, журит взглядом. Можно подумать забыл, как раньше я общалась. Не скажу, что мне стыдно, но дерзить – это плохо, годам в девятнадцати я это четко поняла, - Яра тогда забрела не в тот район. Уж не знаю, как она там очутилась, - смотрит на меня с прищуром, во взгляде виден укор, - Мы с отцом домой возвращались, заметили, что маленькую девочку трое здоровенных парней в угол загнали, на Пролетарской, там потом ещё «Подвал» потом открывали, может помнишь? – Рус кивает, - Ну и надавали им, - говорит вроде спокойно, но глаза полыхают, - Чтоб запомнили, что девочек нельзя обижать.
Как реагирует на его слова Нагорный – я не знаю. Полностью погружаюсь в воспоминания. Не так всё было! Совершенно не так. Дима рассказывает легко, как бы, между прочим. А для меня они с отцом навсегда героями останутся. Какого – то х*ра, я решила характер свой проявить, от охраны слиняла, и пошла город изучать. К тому времени с подругами у меня уже не густо, всех кто порывался – сливала. Не самый легкий характер. По какой – то причине мой мозг, недоразвитый, не мог понять смысл слов папы «Яра, тебе не безопасно по городу одной ходить». Если слов не понимаешь, жизнь учит иначе.
Дикий, безумный, липкий, всепоглощающий страх, от которого сердце рвется на части. Это то, что испытывает человек, когда видит перед собой трех здоровенных отморозков, один из которых биту тащит по асфальту, в которую гвозди вколочены. От соприкосновения с поверхностью гвозди противно скрипят, не громко, но перепонки кровоточат.
Я сидела на полу, колени поджав, голову руками закрывая. А они обсуждали, как мне стоит подправить разрез моих глаз, чтоб я, узкопленочная (сохранен только смысловой посыл), хоть что – то видеть могла, демонстрирую при этом нож таких размеров…
Под словом «надавали», Дима имеет в виду две черепно-мозговые травмы, переломы шести рук, десять поломанных ребер и кучу выбитых зубов. Тела кровавое месиво. Жесть, такое лучше не вспоминать. Со всей уверенностью могу сказать, кандидатом в мастера спорта по боксу он не просто так стал.
– Русь, - Дима тянется через стол, касается моего плеча, - Ты как?
Прихожу в себя.
– Всё в порядке, - чувствую, как по позвоночнику капелька скатывается.
Они оба внимательно на меня смотрят. Я походу выпала из разговора, они успели уже обсудить.
– Как вы не сели после такого, спрашивать, думаю, не стоит, - Руслан смотрит на меня, подразумевая вмешательство папы.
– Естественно, - усмехается Дима, - Мурат Азатович такие вопросы жестко решает. Там не только они сели. Всех в их компании, - скептически произносит, - Кто залечь не успел, задержали, там было за что.
Далее парни ведут обсуждение без привязки к нашему случаю. Дима отвечает на вопросы подробно, слушает Руслана внимательно. Сначала меня смущает участливость Димы, она какая – то мягкая, совершенно ему не свойственная. Потом же доходит.
Практика лечения раненых душ. Мы её проходили. Каждому потерявшемуся в болоте жизни человеку нужен тот, кто его постарается вывести на устойчивую почву. Если в тебя верят, путь дается в разы проще. Дима и папа, раз пускает к нам в дом, стараются Руслану помочь, без нравоучений. Стараются быть рядом всегда. Вполне возможно, что дело гиблое, обидно. Но если выгорит, куш того стоит.
Глава 18
Как только Дима выходит из кухни, ответить на телефонный звонок, Руслан резко наклоняется в мою сторону, будто не замечая кухонный стол, который нас разделяет.
– Почему ты сейчас без охраны ходишь? – спрашивает серьезно, челюсть напряжена, поза ему не свойственная. Обычно он лениво расслабленный, и чертовски самоуверенный.
– А зачем она мне?
– Не прикидывайся, Яра. Тебе не идет, - говорит резко, но голоса не повышает, - Бл**ь, придурков и сейчас полно. Одна не ходи, - он не просит, - Я подышу подходящих парней.
Мои брови от удивления его наглостью ползут вверх.
– Они мне не нужны. Сейчас время другое. В меня уже пальцем не тыкают, только по тому, что я внешне отличаюсь от большинства, - зрачки Нагорного расширяются. Блеск в глазах нездоровый.