Хочу почувствовать любовь
Шрифт:
– Так я для постоялицы стараюсь, – пытался оправдаться Гай.
Старец лишь отмахнулся от его слов:
– Провожай меня да делом займись.
Когда длинная борода старца скрылась в воздуховоде, соединяющем соседние квартиры, Гай вздохнул и принялся отдирать липкие коконы моли от стен.
«Даты это», – возникший в его голове голос был незнакомым, мягким и певучим.
От неожиданности домовой выронил кокон, который собирался скормить пауку в благодарность за крепкую паучью нить.
«Тебя же Митрофан предупреждал, что я разговаривать умею».
Для разговора
«Да я это, я. – Голос снова появился в его голове. – Держись крепче, свалишься ещё мне на голову».
Кошка зевнула, словно потеряла интерес к происходящему, и свернулась калачиком на хозяйском вязаном шарфе.
Гай мотнул головой, сбрасывая с себя оцепенение, и снова забрался в антресоль. Если цифры – это даты, тогда нужно разложить записи от меньшего, то есть раннего, к большему. Теперь можно было приступать к чтению. И как он вначале не заметил, что почерк от дневника к дневнику разнится? Вначале буквы округлые, ровные, их старательно и неспешно выводили. Затем становятся угловатыми, но уверенными, хотя нажим ручки легче. Временами слова переходят в каракули, словно автор не успевает за ходом мысли.
Описания дней и событий сменяются рассуждениями о чувствах, людях и себе. Когда позади были четыре первых тетради, Гай определил, что автор – девочка (ей не нравились её непослушные кудри и слишком пухлые губы, зато нравился мальчик Паша, который сидел за соседней партой и считался главным хулиганом класса). От даты к дате он следил, как эта девочка росла, менялся её внутренний мир, её интересы и окружение, словно жил рядом с ней все эти годы.
3
Наступила зима. Гай любил наблюдать, как кружится снег, как искрятся замороженные стёкла окон. Скоро люди понесут в свои дома ёлки. Их хвойный запах он тоже очень любил. Иногда даже удавалось собрать смолы, из которой он потом делал обереги, и развешивал их у себя на антресоли.
Вот и сейчас за окном вьюжило. Гай сидел на краю кухонного шкафа и следил за суетливым танцем снежинок. Вдруг его спину обдало холодом, он поёжился и огляделся по сторонам. Всё было на своих местах, форточка закрыта, из воздуховода сквозило не настолько сильно. В поисках источника холода домовой перебрался на карниз (может, всё-таки форточка?). В этот же самый момент, громко цокая когтями по полу, из комнаты в коридор выскочила Матильда, остановилась ровно напротив входной двери, широко расставив свои худые лапы, и утробно зарычала. Через секунду в квартире запищал дверной звонок. Пока постоялица шла к двери, кошачий рык становился всё сильнее, переходя в вой.
– Матильда, ты не в себе? – удивлённо спросила девушка, щёлкая замком. – Добрый вечер, Гордей, проходите.
В дверном проёме появился мужчина. Гай крепче вцепился в карнизную трубу, чтобы не упасть от удивления. Вошедший был значительно
– Ну всё, хватит! – с этими словами хозяйка схватила кошку под живот, кинула в открытую ванную комнату и резко захлопнула дверь. К злобному мяуканью добавился звук царапающих по дереву когтей.
– Извините, Гордей. Я не знаю, что с ней случилось.
– Не стоит извиняться, – с улыбкой ответил мужчина, – кошки меня не переваривают.
Гай заметил, что в глазах гостя, в отличие от его слов и улыбки, не было радости или веселья, они были так же холодны, как и окутывавший его чёрный туман. На этом странности не закончились: прежде чем войти в комнату, Гордей пристально посмотрел именно в тот угол, в котором болтался на карнизе домовой.
Гай бросился к старцу Митрофану – не нравился ему этот гость. Добираться через воздуховод кухни в соседнюю квартиру было значительно дольше, чем из комнаты (там находилась коробка с проводкой, которая соединяла две квартиры напрямую). Через кухонную воздушку сначала пришлось выползти в общий коридор, затем через захламлённую каморку, которую кто-то из жильцов считал кладовкой, забраться в воздуховод другого стояка и только потом в квартиру наставника. Воздушка кладовки не чистилась с момента заселения дома, поэтому Гай появился перед старцем весь перемазанный жирной пылью и паутиной.
– С чего тебе таким замухрышкой в гости ходить? – вместо приветствия спросил Митрофан, пристально рассматривая ученика.
– Гость у нас странный, – ответил Гай, часто моргая (паутина кусками свисала с его бровей, застилая глаза), – первый раз такого вижу.
– Странный, говоришь… – Старец разгладил бороду. – Не тот ли это гость, от которого твоей постоялице поберечься надо?
Он двинулся к распределительной коробке, но Гай его остановил:
– Так нельзя идти, видит он нас.
Митрофан остановился, недоверчиво посмотрел на ученика:
– Что с квартирой твоей творится в последнее время? Почему тебя все видят? Или от страха мерещится тебе?
Гай попытался было объяснить, но старец лишь рукой махнул, мол, не стоит время терять. И снова шли они долгим путём, через кладовую. Гай измазался ещё больше, зато наставник, хоть и не отставал он него, был абсолютно чист.
В квартире Гая стояла тишина. «Я пойду, осмотрюсь», – показал жестами ученик, оставив старца ждать на навесных шкафах кухни. Сначала он заглянул в ванную: кошка лежала на боку с закрытыми глазами и слабо виляла хвостом из стороны в сторону. Затем Гай отправился в комнату: гостя уже не было, постоялица сидела перед монитором компьютера и быстро щёлкала кнопками клавиатуры.