Хочу тебя любить
Шрифт:
Виктор Степанович не один. Как и во все остальные дни, после операции Кира навещает Сергей Николаевич Градский – подполковник в отставке, отец и свекор тех самых, известных едва ли не на всю страну Ярослава и Марии Градских. По счастливой случайности именно он оказался в новогоднюю ночь на том участке трассы, где разбился Бойка, и до приезда «скорой» провел первую сердечно-легочную реанимацию. Мне не хочется думать, что бы было, если бы не Градский... Я просто готова молиться на него всю свою жизнь! Обещала ему лично, как только нам сообщили, что операция закончилась успешно.
– Бог с тобой, – усмехнулся тогда Сергей Николаевич. –
– Стоит.
Пока хирурги работали, Курочкин, скорее всего, в силу своего неумения молчать и природного стремления держать внимание вверенной ему судьбой публики, пересказывал всем нам жизнь Кира. Там я и узнала, чем на самом деле шантажировал Бойку отец. Ужасаться и огорчаться сил не было. Приняла, как горькую пилюлю.
– Он – хороший парень, – говорил Виктор Степанович, пока я, прижимая к губам платок, сдерживала крик. – Сильный, волевой, целеустремленный, трудолюбивый и очень перспективный. Он же в технологиях – все. Просто все умеет! На всем потоке равных ему не было. Это я как куратор заявляю. А рисует как! А баскетбол, а стрельба, а плаванье… Не перечесть всего. Да вот только отец… – как всегда, тактичный Курочкин сдержал поток подходящих эпитетов. Лишь рукой сердито рубанул воздух. А потом, сцепив пальцы на коленях, продолжил так тихо: – Всю жизнь он его гробил. И в этот раз что-то сделал, сказал… Точно не знаю. Я как чувствовал, что добром не кончится… Мало ему, что всего ребенка лишил. Все отобрал, на улицу вышвырнул, тюрьмой шантажировал, манипулировал, угрожал… Трагедия. Страшная трагедия.
Сергей Николаевич тогда по большей части молчал. Сегодня же видно – что-то важное сказать собирается. Долго смотрит на Кира. Впервые вижу в его глазах какие-то личные эмоции.
– Когда мне было столько же, сколько тебе сейчас, я так же разбился, – негромко делится он. Я от неожиданности охаю и тут же прижимаю к рукам ладонь. – Я и мой друг. Мне ничего, а он… погиб[1], – последнее слово с обеих сторон паузами отделяет. Видно, что тяжело ему дается эта исповедь. – По моей вине. Я не справился. Хоть и говорят, что все там, наверху, решается, всю жизнь этот крест несу. Со стороны кажется, что переболел, дальше пошел. Семья, дети, внуки – все есть. Да вот… Нет-нет и откликнется. Глубоко сидит. Наверное, не хотел забывать. Не должен. У каждого есть свои «до» и «после». Вот, когда тебя на трассе увидел, понял, что все – отмотал отрезок. Я… – упирая руки в бока, слегка задирая подбородок, скашивает взгляд вверх. Глаза блестят. – Я, может быть, всю жизнь к этому моменту шел. Не искупил. Нет. Принял, как знак.
Я сказать ничего не могу. Заливаюсь слезами.
– Спасибо, – все, что выговаривает Кир.
– Как полностью оправишься, в «СтройГрад» зайди. По поводу жилья есть хорошее предложение для молодого перспективного специалиста, – переглядываясь с Курочкиным, подмигивает, но в остальном серьезность сохраняет. Мы, безусловно, слышали об этом холдинге, созданном еще отцом Сергея Николаевича и находящемся сейчас в управлении его сына. Крупный, независимый застройщик. Работает по всей стране, но по большей части наш регион расширяет. – Беспроцентный кредит. Без первоначального взноса.
– Спасибо вам огромное! – спохватываюсь я.
Бойка от шока дольше отойти не может. Лишь кивает, как бы присоединяясь к моим словам.
– Ну, все тогда, – выдыхает Градский. Еще раз нас всех оглядывает. – Не гоняй, – бросает
Прощается и выходит.
Виктор Степанович тоже не задерживается. Ненадолго заскакивают Чарушин, Фильфиневич, Шатохин и Георгиев. Сразу шумно с ними становится. Но и они вскоре уходят. Все понимают, что Киру нужен отдых.
Остаемся вновь одни. Лишь медперсонал периодически заходит. Ужин приносят.
– Поешь сама.
– Еще чего, – демонстративно кривлюсь. – Диета прописана только тебе, мистер Бойка. А я себе пиццу закажу.
– Подстава, – ворчит с показным недовольством.
Я смеюсь. Как ни уговариваю помогать с едой, отказывается. Справляется сам, и это на самом деле только радует.
– Ты останешься? – спрашивает Кир немногим позже.
– Конечно, – тут же отзываюсь я. – Сергей Николаевич, спасибо ему, специально двухместную палату организовал. Это спальное место, – указываю на вторую койку, – мое, пока тебя не выпишут.
Бойка никак не комментирует. Мотнув головой, опускает взгляд и резко вдыхает. Выдыхает уже медленнее. Справляется с эмоциями, как умеет. Знаю, что ему трудно проговаривать многие моменты. Уже привыкла и научилась понимать без слов. Он, безусловно, тронут и благодарен. Я тоже, находясь в больнице, больше всего ненавидела оставаться одной.
– Какой сегодня день? На учебу тебе не пора?
– Так, я… – начинаю и срываюсь. Шумно тяну воздух, чтобы обрести какую-то устойчивость. – Я забрала документы в первый же рабочий день нового года, – отвожу взгляд. Не могу выдержать тех эмоций, что читаю в глазах Кира. – Ты говорил, вместе уедем. Я подумала и… В общем, как ты решишь сейчас, так и сделаем.
Закусывая губы, шумно перевожу дыхание и, наконец, вскидываю взгляд на Кира.
– Можем остаться в Одессе, – идет навстречу. – Но академгородок… На хрен его.
– Согласна. Ни твоего отца, ни свою мать видеть больше не хочу. Они же… Мало того, что делали до этого… Твой отец заявился в больницу сразу после операции и пытался тут все под контроль взять. Хорошо, что Сергей Николаевич еще был здесь. Выставил его и приказал больше не впускать. Видел бы ты лицо Рената Ильдаровича! Буйный псих! Однако, видимо, Градский его чем-то конкретным прижал. Подполковник в отставке, как-никак. Свои связи, и, похоже, посерьезнее, чем у твоего отца. А сейчас… Сейчас знаешь, где они? Снова в отпуск укатили. У мамы в сторис фотки с яхты.
– Да пусть себе развлекаются, – как-то совершенно равнодушно отзывается Бойка. – Мне плевать. А с учебой решим. Ты должна окончить.
– А ты?
– А я и так все знаю, – как всегда, самоуверенно ухмыляется. – Продолжу работать.
– Так, я тоже могу больше работать. Зачем мне этот диплом?
– Затем, – отсекает Кир. – Я же знаю, что для тебя это важно. Это для меня диплом – ни хрена не значит. А ты – другая.
Прав, конечно. Может, и глупо, но есть у меня такие загоны.
– Все, – вздыхаю я. – Не стоит об этом сейчас… Давай лучше посмотрим какой-нибудь фильм, – предлагаю и, не дожидаясь ответа, включаю телевизор.
Долго не перебираю. Воспроизвожу первый попавшийся и гашу свет в палате. Устроившись на стул, кладу руки на койку, а голову Бойке на ноги. Не проходит и минуты, как его ладонь скользит мне в волосы. Медленно перебирает пальцами пряди и, вызывая мурашки, ласкает кожу.
– Я видел тебя, пока находился в отключке, – выговаривает как-то очень тихо.