Хочу тебя любить
Шрифт:
– Всегда навсегда?
– Всегда навсегда.
Морщусь и улыбаюсь. Потому что верю ему. Какие бы трудности нас не тормозили, в конечном итоге мы будем вместе. Потому что иначе не можем. Ни он, ни я.
– Расскажи мне, чем ты занимаешься?
– Все время работаю, – тихо отзывается Кир.
– Много заказов берешь?
– Угу.
– Машину хочешь?
Молчит, но недолго.
– Нет. Машину потом. Когда-нибудь.
– А на что копишь? – не могу сдержать любопытства.
Мне все, что касается Бойки, интересно. Хочу слушать его. Знать все мысли, желания, планы.
– На
Такой ответ удивляет.
– На меня? И как это понять?
– Так и понять, Центурион. Тебя хочу.
– Я – твоя, – незамедлительно заверяю я.
Бойка застывает, стопорит дыхание, а потом горячо выдыхает мне в ухо.
– Когда я в следующий раз спрошу, ты ко мне переедешь? – спрашивает, выдавая такие эмоции, от которых у меня все внутри до боли сжимается. – Я всему научился. Франкенштейн подтвердит.
Я смеюсь.
– Никак не могу представить вас вместе. Как вы уживаетесь?
– Приходи… Приходи в гости. Посмотришь.
– О-о-о… А можно, что ли?
– При старике можно.
– Приду!
– Ты не ответила на мой вопрос, – по голосу слышу, что сложно дается ему это напоминание. Но не отступает. Это же Бойка. – Когда все у меня будет, позову тебя, переедешь?
– Конечно, перееду, – выдыхаю, как все самое особенное, ему прямо в ухо. – Конечно. Перееду, Кир.
Он снова замирает.
А пару секунду спустя крепко-крепко стискивая меня, находит мое ухо:
– Я тебя люблю.
– А я тебя. Люблю, – отвечаю тем же особенным способом.
Глава 52
Клянусь… и до рассвета ее целую.
– Кирилл, иди, помоги мне, – доносится из кухни голос Франкенштейна.
Жму «сэйв», закрываю крышку ноута и поднимаюсь. Мысленно сам себя одергиваю. Надо как-то прекратить, пусть и за глаза, называть так старика. Я, конечно, сволочь, но совесть тоже имею. Достаточно того, что чувак позвал меня к себе жить. Ко всему, за это время я действительно многое понял. Курочкин – мировой мужик. Со своими загонами, безусловно. Но у кого из нас их нет?
– Что делать? – спрашиваю, останавливаясь на пороге.
Неловкость между нами, походу, только с моей стороны сохраняется. Однако это не потому, что я не ценю, просто в силу характера тяжело гнуться в дугу и как-либо выслуживаться.
– Видишь эти орехи?
– Естественно, – хриплю я.
– Их нужно наколоть и почистить, – привычно, на одной ровной волне выдает указание, как рекомендацию. Поджимаю губы и киваю, принимая «любезно» протянутую Курочкиным странную металлическую штуку. Машинально рассматриваю ее. Спрашивать, как пользоваться – западло. В принципе, вроде как догадываюсь. Голова, слава богу, работает. – Я делаю опару на тесто, – сообщает между тем старик. – Хочу к приходу Вари испечь рулеты. С маком и с орехами.
Я никак не комментирую. В принципе Курочкин и не ждет. Так обычно и проходит наше общение – он говорит, я слушаю, по надобности периодически киваю или отпускаю какой-то односложный ответ.
– Варя любит сладкое, – сообщает Фр… старик, гремя мисками.
Я выдаю свою самую частую реакцию – киваю. Сам же ловлю себя на мысли, что не осведомлен. Ну, то есть, наверное, так и есть. Если подумать… Она часто употребляет какую-то кондитерку или шоколад. Просто я… Я на этом не фокусировался.
– Она любит улун, – выдавливаю из себя, внося какой-то вклад в этот диалог.
– Отлично, – бормочет довольно. – У меня, есть. Заварим.
Только в перспективе этот процесс, а у меня в ноздрях уже стоит специфический запах. В голове мутно становится. Пару дней прошло, а я снова тоскую. Блядь, конечно, тоскую. Она только в общагу вошла, я чуть не завыл, как псина, и не начал драть дверь. Периодами перед самим собой все еще стыдно за эту хуйню, однако остановить я ее не могу.
– Хорошо, что ты пригласил Варю, – продолжает Курочкин, когда я, приноровившись, раскалываю первый орех. Что мне в нем больше всего нравится, при разговоре он никогда не таращиться мне в рожу. Всегда как будто тупо о ерунде болтает, занимаясь какой-то более важной работой. Выкупаю, что фишка стреляная, но все равно благодарен за нее. – Варя – хорошая девушка. И ты неплохой парень. Ладно, Ренат Ильдарович… – тут стоило бы вставить после тире: «псих». Но старик, конечно, никогда подобного не скажет. Пауза красноречивая. Умеет орудовать без слов. – Но как же Валентина Николаевна? Она казалась мне рассудительной женщиной.
– Она ничего не решает, – сухо выговариваю я. Раньше на этом бы и закончил. Но тут вдруг не могу остановиться. – Ирод полностью подмял. Настолько внушаемая, что на Варю срать, – в конце этой речи так тяжело выдыхаю, словно десятку километров пробежать пришлось.
Черед Курочкина кивать – замечаю это краем глаза. Мы по-прежнему просто бок о бок занимаемся этой кулинарной херней.
– Чем же отец давит на тебя? – впервые задает этот вопрос.
Очевидно, что долго собирался. И не праздное любопытство это, сейчас понимаю. А еще месяц назад, конечно же, воспринял бы в штыки. В очередной раз признаю: ловкач старик.
– Посадить обещал. Есть за что.
Курочкин, к моему удивлению, никак не реагирует. Мешает что-то там и тупо молчит. Как-то даже задевает этот игнор. Я, между прочим, кроме Любомировой, никому подобного не говорил.
– Так Варе объяснил? – буквально ловит меня на лжи. Опять же по тону догадываюсь, что именно это он и делает. – Ты не трус, Кирилл, – изрекает спокойно. – Может, и болтал Ильдарович… Но я уверен, что у тебя мотивация в другом.
Я шумно тяну воздух и применяю чересчур много силы для раскола очередного ореха. Собираюсь с мыслями, но они упорно расползаются. Дело в том, что я… Хотел бы высказаться. Хоть кому-нибудь… Подгадал Франкенштейн. То есть, Виктор Степанович, конечно.
– Он… Он давит на то, что я не могу взять на себя обязательства за Варю, – рублю с хрипом. Сам себя слышу, как сквозь толщу воды. И остановиться уже не могу. – Ее сердце… С ним в любой момент могут возникнуть проблемы… Помимо обследования… Дефект может образоваться повторно… И если потребуется экстренная замена, никто, кроме отца, не проспонсирует… Я должен скопить денег. Быть уверенным, что в случае чего смогу ей помочь сам.
Последний выдох густой и высокий. Выражает все мои эмоции. Но мне похрен.