Хочу твою невинность
Шрифт:
Она, как всегда, выложилась по полной, уже не обращая внимания на конкретные лица среди публики и не думая ни о чем. Два часа непрерывного пения с совсем коротеньким десятиминутным отдыхом в гримерке. Смутно понимая, что приемная мать обязательно влезет и начнет щебетать об господине Мадсене, за столиком которого она так удачно оказалась, Аврора заперлась изнутри, решив, что потом скажет, будто дверь заклинило. Видеть Бригиту Франсон сейчас категорически не хотелось.
Просто отключившись от мыслей о ней и от остальных не особо радужных мыслей, Аврора пела еще около
Но Бригита Франсон не была Бригитой Франсон, если б, подобно кровожадному упырю, не набросилась на Рори прямо перед дверью гримерки.
– Моя милая, ты была великолепна! Такой успех! Господин Мадсен в восторге от тебя! Ты только посмотри, какую прелесть он тебе прислал!
В этот момент выяснилось, что к приемной матушке прилагался некий тип с огромной охапкой роз. Розы были кроваво-красными, а взгляд типа добродушно-заискивающим.
– Господин Оберг – доверенное лицо сенатора, – лучась от счастья, проговорила Бригита. – Но это еще не все, Аврора! Господин Мадсен…
– Господин Мадсен восхищен вашим голосом, который может сравниться лишь с вашей красотой, мисс Франсон, – бесцеремонно перебил помощник сенатора, даже не взглянув на приемную мать. – И он хотел бы выразить вам свой восторг лично.
– Прошу простить меня, но боюсь, сейчас я не в том состоянии, чтобы оценить выказанную мне господином Мадсен честь, – стараясь, чтобы голос звучал вежливо, проговорила Рори. – Передайте от меня ему огромное спасибо за эти розы. Они очень красивы!
– Ах, извините ее, господин Оберг, просто моя дочь немного устала! – ослепительно улыбнулась Бригита. – Само собой разумеется, сейчас она придет! Можете так и передать господину Мадсену!
И с низким поклоном поспешила скрыться в гримерке, куда минутой раньше вошла Аврора.
– А сейчас ты пойдешь к сенатору и будешь с ним любезной! – поговорила приемная мать и в ее голосе, до этого таком сладком и обволакивающем, зазвучала сталь.
Аврора молчала, пытаясь открепить крылья от своего белого платья.
– Аврора! Ты оглохла, Аврора? Ты заставляешь господина Мадсена ждать! Аврора!
Навязчивое повторение своего имени действовало на нервы. Она понимала, что мать не отстанет, как понимала и то, что возражать ей бесполезно.
– Нет! – воскликнула Рори, справившись с треклятыми крыльями и швырнув их на софу.
– Что ты сказала, хамка? – прошипела мадам Франсон. – Забыла, на каких условиях мы тебя удочерили? Забыла, что обещала слушаться? Делать все, что велят? Или хочешь к своему настоящему папочке?
В горле встал ком, который Аврора никак не могла проглотить.
– Нет… – выдохнула Рори и ее нежный ангельский голос прозвучал хрипло и грубо, как у глубоко
Видя, что бунт подавлен в зародыше и ее воле ничто не угрожает, Бригита поспешила надеть маску заботливой и чуткой матери.
– Моя милая, девочка, ангел, мы сейчас в слишком бедственном положении, и, боюсь, скоро все станет еще хуже! – ласково пропела Бригита, заботливо поправляя якобы выбившуюся из прически Авроры прядь. – И это не говоря о нашем долге господину Фальку! Надеюсь, ты помнишь, что именно на его деньги мы смогли купить уютный и комфортабельный дом, в котором живем? Содержать его стоит немалых средств, а в прошлом месяце господин мэр поднял налог на недвижимость! Ну пойми, кошечка, у нас нет иного выхода!
Аврора понимала. Поэтому, ни слова не говоря, вышла за дверь. В коридоре она столкнулась с Питом Фальком, ожидая, что он выскажет ей из-за неправильно подобранного репертуара, но Фальк промолчал, мазнув по ней долгим взглядом, как ушатом ледяной воды окатил.
Да, когда-то она поступила очень глупо, и поэтому сейчас у нее нет выхода. Она обязана подчиниться. Обязана, на веки вечные теперь обязана…
– Счастлив лицезреть твою неземную красоту, душенька! Вблизи ты еще красивее! – сразу перейдя на панибратское «ты», проговорил господин Мадсен и приложился мокрыми губами к ее руке. – Хочешь чего-нибудь выпить? Шампанское? Вино? Или что-то покрепче? Такое шикарное выступление не грех и отметить!
Гельмут Мадсен был крупным, уже немолодым усатым мужчиной лет под шестьдесят с объемным брюшком и внушительной лысиной, нелепо прикрытой тремя зачёсанными набок прядями волос. Но особого внимания заслуживало облачение сенатора: алый бархатный пиджак, в изобилии украшенный золотым шитьем, золотистый шейный платок и бордовая рубашка, узкий воротничок которой туго обхватывал его морщинистую шею. Он благодушно улыбался, но маленькие хитрые глаза так и ощупывали все изгибы тела Рори, как будто он хотел представить, какая она там, под платьем…
Чем Аврора сильнее отказывалась, тем настырнее становился Мадсен, и, в конце концов, налил ей игристого.
– Ну-ну, не отказывайся! Немножечко…– сенатор, ухмыляясь, протянул девушке бокал. – За такое знакомство ведь и выпить не грех! У тебя потрясающий голос. Вечно готов слушать дивные звуки, что издаются из этого чудесного маленького ротика! Ты – настоящая сирена, тебе кто-нибудь такое говорил? Знаешь, кто такие сирены?
– Нет, – сквозь сжатые зубы процедила Аврора.
Разумеется, где ж ей знать-то? Она – безмозглая певичка, которой в довесок к голосу вряд ли достался головной мозг!
– Это прекрасные девы, которые соблазняли мореплавателей своими волшебными голосами, – закуривая поданную ему Обергом сигару, снисходительно пояснил Мадсен. – Вот только, увы, нижняя часть тела у них была птичьей. У тебя-то все с этим в порядке, а, красотуля?
Случайно вдохнув вонючий дым сигары, Аврора закашлялась. Переглянувшись с хозяином, Оберг придвинул ей стакан воды, но Рори было противно его касаться. Она уже хотела встать, но тут Мадсен, вальяжно откинувшись в кресле, протянул: