Ход с дамы пик
Шрифт:
И, наконец, убийство Риты Антоничевой: перед моими глазами стояла парадная с двумя статуями, на спине одной из которых был нарисован бубновый туз.
Вот он, почерк. И все это на фоне пагубной страсти Антоничева к карточной игре. И существования в его прошлом каких-то игорных притонов. И некоего человека, их содержавшего. Который разбился на машине. С чего это мы взяли, что он разбился насмерть? Прав был шеф, говоря, что если я считаю несколько преступлений серией, то проверять нужно одежду всех потерпевших. Тогда и жильцов дома, где найден труп, проверять надо сплошняком,
Ни Синцова, ни Кораблева, ни, на худой конец, Лешки Горчакова не было на месте. Я плюнула и поскакала в адрес сама. Поднимаясь по лестнице на третий этаж с колотящимся сердцем, я испытала чувство, среднее между возбуждением и страхом. А потом подумала — зачем я иду в эту квартиру? Он откроет мне дверь, и что я ему скажу? Просто посмотрю на него? Пока я обдумывала, что мне делать, я оказалась перед дверью нужной мне квартиры, и при взгляде на нее все вопросы отпали сами собой. Квартира была опечатана двумя печатями — жилконторы и местного отделения милиции.
Выйдя на улицу и уняв бешено колотящееся сердце, я секунду подумала, куда идти сначала — в милицию или в ДЭУ? И выбрала жилконтору. К счастью, техник, обслуживающий нужный мне участок, была на месте и охотно мне рассказала, что Евгений Леонардович был чудесным человеком, они его очень жалели, потому что он мог передвигаться только в инвалидной коляске — последствия автомобильной катастрофы, но при этом он был жизнерадостным, интересным человеком, столько всего занятного рассказывал!
— Отчего ж он умер? — спросила я.
— Ой, так жалко его, — покачала головой техник. — Он с собой покончил. Вены перерезал. И то понятно, его в последнее время боли мучили, уже лекарства не помогали.
— А как нашли-то его? Он ведь жил один? И когда это случилось?
— Умер-то он, похоже, в субботу. У него труба в ванной протекала, он договорился с нашим сантехником, что тот в субботу утром придет посмотрит. Витя наш пошел к Евгению Леонардовичу, звонил, стучал, потом забеспокоился. Вызвали участкового, открыли квартиру, а он в крови лежит — на левой руке, на локте, вены перерезаны, а в правой руке лезвие. Я там была, ужас, столько крови… Завтра похороны, мы тут все организуем… Только паспорта его не нашли. Куда делся, не представляю…
В отделе милиции я посмотрела материал об обнаружении трупа Трубникова Е. Л., покончившего с собой, и забрала лезвие бритвы, изъятое из руки трупа. Поинтересовалась у участкового, осматривал ли он квартиру.
— А что там осматривать? — простодушно спросил участковый. — Самоубийство стопроцентное.
— А записка была? — приставала я к нему.
— Да и без записки ясно, инвалид, мучился, надоело, вот и вскрыл вены.
— А вы прокуратуру вызывали? —
— Да я им доложил, они сказали, не поедут, и так все ясно. Велели оформлять.
— Пойдемте осмотрим квартиру, — предложила я.
Он завздыхал, но покорно вызвал по телефону техника и договорился встретиться у квартиры.
— Квартира выморочная, — просвещал он меня по дороге, — наследников нету. А что, я что-то просмотрел?..
Зайдя в квартиру, я в принципе не удивилась — ожидала, что хозяин подпольного игорного дома живет обеспеченно, но такая роскошь мне и не снилась. А вот почему на эту роскошь в доме инвалида, живущего на пенсию, не обратил внимания участковый?
Да, стоявшая посреди самой большой комнаты инвалидная коляска была залита кровью. Рядом валялись какие-то тряпки. Я прошлась по квартире. Да, надо вызывать медиков, криминалистов, обрабатывать квартиру по полной программе.
— А это что? — Я показала участковому на мазок бурого цвета в ванной комнате, напоминающей по интерьеру позднеримскую купальню.
— Кровь, — сказал он после некоторого раздумья. — Может, медики руки мыли?
— Не мыли медики руки, — вмешалась техник. — Они приехали, даже пульс ему не трогали. Сразу сказали — «смерть до прибытия», написали бумажку и уехали.
Мы закрыли и снова опечатали квартиру, и я поехала в морг. Выяснилось, что тело Трубникова вскрывал какой-то незнакомый мне эксперт. Он заявил, что случай элементарный, все ясно, на руке «пробы», характерные для самоубийства, — это когда самоубийца, не решаясь сразу нанести смертельные порезы, как бы примеряется и осторожно проводит себе по руке лезвием. А в ране — осколки лезвия.
— Вот как? — удивилась я, достала из сумки конвертик с лезвием, изъятым из правой руки трупа.
— Что это? — удивился и эксперт, когда я ему показала абсолютно целенькое лезвие. — Этого не может быть. Лезвие, которым наносились порезы, просто рассыпалось у него в руках. Часть осколков осталась в ранах, а часть должна валяться рядом с трупом. Вы что-то перепутали.
— Думаю, что я ничего не перепутала. Когда будет готово заключение?
— Ну, вы многого хотите! У меня еще криминальные трупы валяются неотписанные с прошлого месяца, а вы хотите самоубийство через три дня получить?
— Доктор, хотите, я вас огорчу? Никакое это не самоубийство, а убийство в чистом виде.
— Ха! — сказал доктор и заметно повеселел. — Да вы меня и не огорчили. Наоборот, мне повезло. Убийства, замаскированные под самоубийства, встречаются не так часто, как об этом принято писать в детективах. Порадовали…
На осмотр квартиры инвалида я, по зрелому размышлению, вызвала не только медиков и криминалистов с традиционной техникой, но и специалиста с приборами, предназначенными для поиска тайников. Добросовестные ребята не только взяли из квартиры мазки крови, но и развинтили трубу раковины в ванной. Кровищи там было полно. Взяли смывы и оттуда.
— А что искать? — спрашивали криминалисты, бродя по квартире и разглядывая неплохие полотна и антикварные статуэтки.
— Где-то должен быть тайник, — говорила я.