Ход с дамы пик
Шрифт:
Завороженный Синцов молча показал ему кобуру с пистолетом, и Жора тут же откликнулся:
— Плохо.
— Что плохо-то? — потрясенно спросил Андрей.
— Плохо, что пистолет, — серьезно сказал Жора. — Хорошо бы автомат. Потому что туда без пулемета лучше не соваться.
Происходящее начало напоминать фантасмагорию. Однако Жора, несмотря на установленное отсутствие у нас пулемета, все-таки привел нас к транспортному средству, огляделся и, откуда-то вытащив пистолет, пальнул в воздух. Тут же прибежал один из картежников в майке, оказавшийся водителем.
— Жора, чего тебе? —
— В Торфяновку поехали, — сказал Жора.
— Куда ж мы поедем? Лобового стекла нет, — сказал водитель и осветил фонариком машину. Лобового стекла действительно не было.
— Садись, — сказал ему Жора и показал пистолет.
Водитель послушно открыл дверцу машины и сел за руль. Я подошла к нему и робко намекнула, что мы тоже на машине, но водитель покачал головой:
— Нет, девушка, на вашей не доедем. Мы и на этой-то не доедем, — и включил зажигание.
Что мне нравилось в этой ситуации, так это то, что никто здесь не повышал голоса. Видимо, это был отдел высокой культуры.
Мы забрались в машину на заднее сиденье. Жора сел рядом с водителем, мы тронулись. Отсутствие лобового стекла показалось пустяком, когда мы отъехали, поскольку в этой машине не было еще и пола. Ноги нам тут же залила холодная вода, и мы так и ехали по колено в воде, пока не застряли в какой-то колдобине. Водитель честно пытался выбраться из нее, Жора кричал, что мы будем охотиться на зайцев, и, не выходя из машины, палил из пистолета, пользуясь отсутствием лобового стекла.
До Торфяновки мы так и не доехали. В момент, когда водитель начал руками вычерпывать грязь из-под колеса, нас осветили фары комбайна, на котором местные браконьеры ехали охотиться на зайцев, по доброй традиции этой местности. Жора, увидев их, громко заорал приветствие, они довольно быстро вытащили нас из грязи и дотащили до дороги. В отдел мы возвращались пешком. В отделе Жора спросил, а кто, собственно, нам нужен в Торфяновке? Леня Кораблев ответил — такой Карасик, он в розыске.
— А там все в розыске, — махнул рукой Жора и попросил нас подождать, гостеприимно предложив свой кабинет в качестве гостиничного номера. А сам на комбайне смотался в эту злосчастную Торфяновку и без всякого пулемета к двум часам ночи привез нам Карасика, оказавшегося молодым угрюмым парнем невысокого роста. Он развалясь сидел в дежурке, когда мы спустились к нему. Я снова предъявила свое удостоверение, и он спокойно кивнул. Дивясь такой невозмутимости, я подумала, что здесь, похоже, воздух такой, способствующий всеобщему умиротворению, и что неплохо бы всей прокуратурой и ГУВД переехать в Торфяновку.
— Я в розыске, — спокойно подтвердил задержанный Карасик. — Вы меня по убийству допрашивать будете?
— Да, — подтвердила я. — Вам нужен адвокат?
— Нет, зачем?
Я присела к столу, достала протокол допроса и стала заполнять графы данных о личности. Карасик охотно отвечал и расписался в протоколе под записью о своем нежелании иметь адвоката. Далее он охотно поведал мне об обстоятельствах совершения им убийства в Красносельском районе, совершенно не обратив внимания на то, что я допрашиваю его в качестве свидетеля.
Покончив
— Вы знаете его? — спросила я у Карасика, который с неподдельным интересом уставился на снимок.
— Да, — кивнул он, — знаю. А что?
— Расскажите, что знаете о нем, — попросила я.
— Это… — начал было Карасик, но внезапно вскинул на меня глаза: — А что это с ним? Это когда его сняли? Он живой вообще?
Я мучительно соображала, что ответить на этот вопрос. Сказать, что живой — и подорвать установившийся контакт, потому что он уже расчухал, что это фотография трупа, и не поверит мне. Признать, что мертвый — неизвестно, как отреагирует на это Карасик, то-то он так заволновался.
— А как вы думаете? — наконец спросила я. Былую безмятежность Карасика как рукой сняло. Он нервно отбросил снимок и заорал:
— Я так и думал! Все, больше слова не скажу, в камеру меня! Требую адвоката!
— Может быть, вы хотя бы скажете, как его зовут?
Но он меня уже не слушал. Его лицо посерело, и руки затряслись.
Я билась еще минут двадцать, потом сдалась. Пусть успокоится. И вообще, зря Кораблев с Синцовым бросили меня под танки, надо было им сначала с клиентом пообщаться.
Невзирая на полезный для нервной системы воздух окрестностей Торфяновки, я в весьма резкой форме высказала свои соображения операм. Синцов виновато посмотрел на меня, зато Кораблев и не думал каяться.
— Не валите с больной головы на здоровую, — отмахнулся он. — Ладно, поехали в Питер.
— А этот? — спросила я про Карасика. — Его с собой, что ли, повезем?
— Исключено. Пусть до утра сидит, потом за ним красносельские приедут.
Всю обратную дорогу я мучительно размышляла, могла ли я построить допрос так, чтобы он дал хоть какой-то результат? У меня было слишком мало данных, чтобы осторожно подойти к личности убитого. Использовать в допросе предъявление Ленькиной информации я не могла, иначе засветила бы оперативные мероприятия. Бесспорно было одно: зафиксированная следствием связь с убитым пугает Карасика больше, чем ответственность за его собственное преступление, между прочим, достаточно серьезная ответственность, лет на …дцать. Или ему плевать на то, что знает следствие, его пугает судьба убитого. А что из этого следует? Следует то, что Карасик был в делах с убитым, и именно в тех делах, за которые в субботу его приятель поплатился.
Как надо было спрашивать? — мучилась я, но так ничего и не придумала. Поняла только, что я, безусловно, способна к анализу. После допроса могу все разложить по полочкам, проанализировать ход допроса, отчетливо вижу все слабые места. Так я умная или нет, если вижу их после?
Я успела как раз к тому моменту, когда надо было будить Гошку в школу. Обследовав квартиру, я не нашла следов ночного разврата и чуть не до слез умилилась, обнаружив, что ребенок по собственной инициативе постирал свои носки.