Ходок

Булавин Иван

— Теперь держи верёвку, — начал объяснять Румын, — а сам ложись на песок и медленно ползи, перебирая руками.

— Сам знаю, — отмахнулся Алекс, видно было, что он нервничает.

Хватаясь за верёвку и старательно перебирая локтями и коленями, англичанин медленно, но верно, подбирался к краю. Внезапно из песка высунулась нога гигантского насекомого и острым когтем ударила в ногу Алекса ниже колена, только сапог из толстой кожи спас его от ранения.

Нужно отдать должное выдержке ходока, он не закричал, не стал трепыхаться, не выпустил верёвку. Просто вынул револьвер и, быстро прицелившись,

выстрелил. Надо сказать, что, несмотря на расстояние в метр, перебить пулей тонкую конечность было не так просто, но у Алекса получилось. А когда следом выскочил и хозяин ноги, то есть ещё один членистоногий, непонятно, каким образом добравшийся сюда, в его уродливую башку прилетели, одна за другой, пять револьверных пуль, а следом ещё и пара коротких очередей от Румына. Насекомому этого хватило, наверное, был разбит нервный узел, монстр замер и не подавал признаков жизни.

Алекс снова крепко взялся за верёвку и пополз наверх, примерно десяток движений, и, вместо рыхлого песка под ним оказалась твёрдая почва. Ходок, окончательно вытащив своё тело из песка, растянулся на траве и отдыхал.

— Не хочу тебе мешать, — крикнул ему Румын, — но не мог бы ты привязать верёвку покрепче, мы тоже хотим туда.

Алекс ничего не ответил, он просто медленно поднялся и пошёл привязывать конец. Следующим пошёл священник, верёвку постарались натянуть, поэтому у него получилось пройти почти весь путь, ни разу не провалившись. Следом отправился Румын с двумя рюкзаками и двумя автоматами, Ник пошёл замыкающим. Когда он уже карабкался наверх, утопая в песке, где-то в глубине ямы снова началось шевеление.

— Тяните! — крикнул он, тщетно пытаясь прыгнуть.

Товарищи среагировали немедленно, три пары рук дёрнули за верёвку, и Ник, вылетев из ямы, словно пробка, оказался у них в объятиях. Возня внизу продолжалась, но на поверхность монстр не высовывался, видимо, учёл печальный опыт предшественников.

— Плевать на него, — Румын махнул рукой.

— Мне повезло, — добавил Алекс, вставляя патроны в барабан револьвера, — тварь попалась тупая. Могла бы укусить меня, не вылезая из земли, но зачем-то понадобилось высунуть ногу.

— У муравьиного льва, если я правильно помню, наружное пищеварение, у настоящего, я имею в виду, — начал объяснять Румын, — он впрыскивает пищеварительные соки…

— Слушай, хватит, а! — прервал его Алекс, — без твоих лекций тошно, ботаник недоделанный.

Все четверо нервно засмеялись.

Дальнейший путь ничем особенным не запомнился. Вытряхнув песок из одежды, они двинулись вперёд через рощу. А когда снова вышли на открытую местность, то разглядели впереди противоположный склон котлована. Ходоки сразу почувствовали прилив бодрости, мешки уже не казались такими тяжёлыми, а дорога ужасной. Тупиков и ловушек им более не попадалось, поэтому, спустя час, все четверо уже лезли по склону вверх, проклиная рассыпающийся камень.

Глава двадцать вторая

На ночлег группа остановилась, можно сказать, в чистом поле. Конечно, сложно назвать чистым поле, где повсюду лежали обломки ржавой техники, настолько старые, что невозможно даже приблизительно выяснить её предназначение, что-то, вроде бульдозеров и экскаваторов.

Ночь прошла тихо, часовые совершенно напрасно

всматривались в ночную мглу, не было там ни вампиров, ни обезьян, ни тараканов, размером с медведя, да и самих медведей не было, а если и были, не рискнули связываться с этой компанией.

Последним дежурил Ник, как только на востоке показалась тонкая полоска света, он растолкал всех и подбросил дров в костёр, благо, запасли с избытком.

— Подъём, — говорил он Алексу, дёргая его за ногу, — кто проспит завтрак, пойдёт голодным.

Остаться без завтрака никому не хотелось, поэтому очень скоро все они, уютно устроившись вокруг костра, старательно поглощали из котелка наваристую гречневую кашу с мясом. Что характерно, даже Викентий перестал обращать внимание на постные дни, хотя сегодня, вроде бы, была пятница. Ну, и правильно, в дальней дороге должны быть послабления.

После завтрака, когда солнце уже встало окончательно, группа отправилась на юг. Ориентир, одинокая красная гора, про которую писал в дневнике покойный Карлос, была отсюда хорошо видна. Он также упоминал, что от неё идёт хорошая дорога. Возможно, так оно и есть, вот только до горы дорога была отвратительной. Шла она через какие-то топи, справа и слева от неё было море жидкой грязи, а саму дорогу, имевшую когда-то покрытие из бетонных плит, через каждые полметра пересекали промоины, видимо, за долгое время вода сумела размыть даже бетон.

Шагать приходилось, как по шпалам, то широко, то узко. Временами кто-то запинался и падал, ругаясь нехорошими словами. Разве что священник всё время молчал. Но это понятно, материться ему не положено, а дорога больше никаких слов не вызывает.

Километров через десять, дорога вышла на возвышенность, грязь на обочинах исчезла, и ходоки с удовольствием сошли с изуродованной бетонной полосы.

— Странная какая-то гора, — заметил Ник, — просто торчит из земли, словно искусственная.

— Может, памятник? — предложил свой вариант Алекс.

— Где ты видел памятники в полкилометра высотой?

— Небоскрёбы ведь такие бывают.

— Небоскрёб — здание практичное, в нём живут или работают, а земля дорогая, вот и строят повыше, а памятник такого размера зачем?

— Хотелось бы мне посмотреть на того человека, — вступил в разговор Румын, — которому такой памятник поставят.

Гора приближалась, при этом всё сильнее бросались в глаза исполинские размеры и странная форма. Столб из красного камня, пусть не самой идеальной формы, но почти по всей длине одинаковой толщины.

Подножия они достигли только в сумерках, отсюда можно было разглядеть гору в подробностях. Ходоки разбили лагерь, примерно, в полукилометре от камня, отсюда было отлично видно форму. Действительно, налицо были следы обработки, причём, довольно грубой, как бы, не ручным инструментом. Под ногами была ровная площадка из всё того же красного камня, прочного, красивого, с редкими белыми прожилками. Можно было сделать вывод, что гора была действительно исполинских размеров, а потом процентов девяносто от её объёма стесали, оставив только огромный столб, который, к тому же, попытались огранить. Граней насчитывалось около тридцати, но, чем выше, тем грубее выглядела поверхность, то ли другие люди работали, то ли природа быстрее успела разрушить.