Ходоки во времени. Суета во времени. Книга 2
Шрифт:
Свет десятка прожекторов ударил в глаза. Вокруг всё загрохотало, задрожало, под ногами дрогнула земля. Пронзительный вой сирены давил синкопами, отчего округа словно запульсировала, то, сжимаясь до тесноты плотной толпы, то расширяясь с попыткой разодрать за собой на куски тела ходоков.
Симон уже после первых шагов в хаосе звуков, света и неопределённости стал Ивану не помощником, а обузой. Но возвращаться назад было уже поздно, так как поворот на сто восемьдесят градусов всем троим, был чреват потерей направления, а отступать, пятясь, тоже не было возможности: они не договорились каким образом себя вести в подобном случае. Да и навряд ли ведомые Иваном могли теперь что-либо воспринимать кроме одного – идти вперёд, а вернее, тащиться за ним.
Он шёл и с натугой тянул за собой два тяжёлых безучастных ко всему мешка; сейчас только такое определение подходило к этим двум ходокам, пробиваемым Иваном.
Для Симона – пропасти и провалы, горы и удушье от высоты; у Дигона – своё такое же, неприятное; а сам Иван брёл в сверкающем мире: свет беспрепятственно пронизывал веки и врывался в мозг, заглядывая во все его уголки и освещая их нестерпимым сиянием.
«Свет, конечно, лечит», – пытался усиленно думать Иван, чтобы отвлечься. Давалось это нелегко. Мысли разбегались, и будто как тени выцветали, ибо не за что им было зацепиться, чтобы отобразить себя: везде свет, свет, свет…
И так – шаг за шагом…
Той физической усталости, охватившей его при вытаскивании аппаратчиков из временной ямы, Иван в этот раз не испытывал, зато начинала нестерпимо болеть голова. Боль возникала в темени и оттуда выбрасывала импульсы, отчего то ломило в висках, то вдруг била по глазам – и тогда Иван даже не ощущал светового потока, то останавливалась позади скул, под ушами – и это была самая ужасная боль…
Свет стал гаснуть лишь тогда, когда, казалось, он уже ничего не видел, не слышал и не ощущал: ни себя, ни тугого от напряжения плеча Дигона, ни руки Симона.
Они долго сидели перед лёгкой дымкой барьера в Кап-Тартар.
Сейчас она едва замутила потусторонний мир и ничего не обещала из того, что недавно пережили ходоки, преодолевая его.
– Дон Севильяк, – первым нарушил молчание Дигон, – когда мне сказал о КЕРГИШЕТЕ, я, естественно, не поверил… А почему я должен был поверить? – повышая голос, сказал он, как бы продолжая с кем-то полемику. – Сколько их уже объявлялось при мне таких-то! КЕРГИШЕТОВ этих.
– Ты кого имеешь в виду? – встрепенулся Симон, так и не отпустивший руки Ивана. – Я что-то о самозванцах, кроме Абрахома, не слышал.
– И Абрахом… Он… ты же знаешь, решил из Кап-Тартара пройти в Хам-Тартар через фонтан. И пошёл, но оттуда не вернулся.
– Нет, я не знаю. А почему через фонтан?
– Хо! В Кап-Тартаре многие считают, будто их фонтан напрямую связан с фонтаном в Хам-Тартаре. Входишь здесь – выходишь там. Абрахом и поверил.
– Бред какой-то.
– Ну и вот, – словно подтвердил его слова Дигон. – А я ему говорил – не ходи! Что-то со временем стало не так. А он…
– Кто ещё?
– Э-э, Симон. – Дигон отбросил волосы с глаз, прищурился. – Не скажу, и не спрашивай.
– Из вашей секты, наверное, кто-нибудь?
– И из неё, конечно. Там каждый второй себя КЕРГИШЕТОМ считает, пока не попадёт в оказию.
– Как ты?
– Как я.
Ивану их разговор хотя и был интересен – всё-таки говорят о самозванцах на роль КЕРГИШЕТА, – но сил слушать и ждать, когда они закончат свой вялый разговор, не осталось. Быстрее добрести бы домой, и завалиться спать. Поесть, правда, ещё перед этим.
– Симон, я ухожу. Буду ждать Вас у себя.
– Иди, Ваня, а мы ещё здесь посидим, поговорим. Дигон, сам видишь, сегодня как никогда словоохотлив, может, что ещё полезное скажет.
– Иди, КЕРГИШЕТ, – великодушно разрешил и Дигон. – Нам с тобой, мнится мне, ещё не раз придётся встретиться, тогда и…
– Только перед встречей голову помой, да и сам… – Иван покривил лицо.
– То, что я грязен и вонюч, знаю сам. А ты мог бы и промолчать, от тебя бы не убыло. Ну да ладно. Иди уж, иди! – махнул он рукой, словно Иван надоел ему одним своим видом и оттого Дигону не терпится с ним расстаться. – Но запомни, КЕРГИШЕТ, я не прощаюсь.
Дыхание перлей
Нигде и ничего, по истине, не произошло, если смотреть со стороны и видеть умиротворённого Сарыя, пьющего чай большими жадными глотками из блюдца и поглощающего пряники.
Застав Учителя за любимым занятием, Иван обомлел в прямом и переносном смыслах.
Вот ведь как хорошо дома: тихо, уютно, безопасно. Никого не надо тащить, надрываться, ощущать настороженность и страхи: и свои, и чужие.
Тут же, на кухне, столпом спокойствия и незыблемости восседает Учитель, занятый извечным и таким мирным делом – едой. А всякие там экзотики и неприятности, как-то: Кап-Тартар, Предграничье и барьер между мирами, Кахка, Фиман и дурно пахнущий Дигон, неуёмная страсть Ил-Лайды и прилипчивость Таа-Ту-ир-Маны – всё это, из нехороших или хороших снов, мелькнуло во взбудораженном сознании и исчезло, оставив лишь отметку в памяти.
Короче: Ивану стало легко и хорошо на сердце, когда он, взбодрённый горячей и холодной, попеременно, водой, вышел из ванны, а Сарый уже приготовил по всем правилам чай, то есть до нужной черноты и с сахаром, в его литровой кружке. Ему вообще почудилось: что ни говори, а жизнь – вещь прекрасная и удивительная. И всё оттого, что есть в ней, хотя и редко, конечно, такие вот краткие, но такие важные и вдохновляющие минуты.
– Привёл Дигона к нам?
– Угу! – Иван наклонился и потянул носом пар над кружкой, вдыхая и наслаждаясь знакомым запахом.
Сарый с отеческой нежностью посмотрел на него.
– Да, Ваня! В тебе сила!
– Чего это… такие лестные заявки?
– Это не лесть. Сам поразмысли. Ведь те, кто его туда сослал, думали по-другому. Думали, до века выбросили Дигона из нашего мира. А ты им наперекор пошёл. Сила на силу. И одолел.
Сарый, подтверждая значимость высказанного, поднял перед своим носом указательный палец.
– Но как можно сослать ходока? – лениво спросил Иван, он устал и не хотел настраиваться на долгий разговор. – Или выбросить его из нашего мира?