Ходорковский, Лебедев, далее везде. Записки адвоката о «деле ЮКОСа» и не только о нем

Ривкин Константин Евгеньевич

Понятно, что начало процесса по столь шумному делу не могло не привлечь внимания средств массовой информации и представителей различных, в том числе иностранных, организаций, стремившихся попасть на судебные заседания, а кто-то – и лично пообщаться с подсудимыми. К примеру, в середине мая 2004 года в суд обратилось московское бюро британской телерадиовещательной корпорации ВВС, которое, выразив письменно свое почтение председателю А. Лукашенко и судье И. Колесниковой, просило разрешения на освещение слушаний творческой группой с проведением периодических телесъемок. Внимательно отнесшийся к просьбе, Лукашенко в меру своих полномочий решил вопрос, так озаботивший журналистов. Его резолюция гласила: «Разрешаю съемку пустого зала № 20».

Где-то в это же время, а именно 25 мая 2004 года, судью Ирину Колесникову побеспокоил председатель Комитета по международным делам Государственной думы Федерального собрания РФ, руководитель делегации в Парламентской ассамблее

Совета Европы Константин Косачев по поводу допуска в следственный изолятор для встречи с Михаилом Ходорковским и Платоном Лебедевым докладчика Комиссии по юридическим вопросам и правам человека ПАСЕ С. Шнарренбергер. Этот случай любопытен двумя обстоятельствами. За день до обращения к Колесниковой председатель суда Лукашенко письменно уже разъяснил Косачеву положение закона о необходимости получения заинтересованными лицами у судьи разрешения на посещение СИЗО. Когда же такое разрешение было испрошено непосредственно у Колесниковой, та отказала, сославшись на УПК и федеральный закон о порядке содержания под стражей обвиняемых и подозреваемых, где установлен перечень лиц, которым может быть предоставлено свидание, поскольку, по логике судьи, представитель ПАСЕ в круг таких лиц не входит. Однако такое объяснение содержит очевидный элемент лукавства. Статьей 18 вышеобозначенного закона предусмотрено: «Подозреваемым и обвиняемым на основании письменного разрешения лица или органа, в производстве которых находится уголовное дело, может быть предоставлено не более двух свиданий в месяц с родственниками и иными лицами продолжительностью до трех часов каждое». Таким образом, выясняется, что «перечень», на который сослалась Ирина Колесникова, не носит закрытый характер, и поэтому дать разрешение на свидание г-же Шнарренбергер как «иному лицу» никаких препятствий у судьи на самом деле не было.

Обращает на себя внимание и следующее. Попросив в своем письменном ответе представителя Госдумы Константина Косачева заверить докладчицу ПАСЕ в «искреннем уважении и неподдельном почтении» и проявив тем самым невероятную учтивость, о которой могут только мечтать по отношению к себе члены адвокатского сообщества, судья Ирина Колесникова значительно исказила фамилию высокопоставленного сотрудника авторитетной международной организации. На немецком языке пишется Sabine Leutheusser-Schnarrenberger, а в русском переводе чаще всего Сабина Лойтхойзер-Шнарренбергер, и в этом несложно убедиться, посмотрев отечественную прессу. Между тем федеральный судья Колесникова неверно назвала крупного политического деятеля Германии, занимавшего пост министра юстиции ФРГ, С. ЛЕТЁЙХЕР-Шнарренбергер [62] , что не только недопустимо в вопросах, касающихся межгосударственных сношений, но еще и придает искаженной вариации весьма неблагозвучное произношение на русском языке. Кто знает, может быть, и это обстоятельство, наряду с целым комплексом других, намного более весомых, послужило в совокупности причиной резких оценок действий российских правоохранительных органов, включая Мещанский суд, в сделанном в январе 2005 года докладе г-жи Сабины Лойтхойзер-Шнарренбергер по «делу ЮКОСа» на сессии ПАСЕ.

62

Справедливости ради следует отметить, что такое же неверное написание содержится и в письме К. Косачева, однако, по нашему убеждению, ничто не мешало И. Колесниковой самостоятельно убедиться в правильности указания фамилии лица, отмечаемого в подписываемом ею служебном документе.

Еще одной отличительной чертой председательствующей было неприкрытое стремление выполнить едва ли не любое пожелание государственного обвинителя Дмитрия Шохина. У меня порой создавалось впечатление, что если прокурор сообщит судьям о своем требовании к ним станцевать на судейском столе канкан, это ими будет исполнено незамедлительно и с величайшим усердием. Продление стражи Михаилу Ходорковскому и Платону Лебедеву вопреки закону (что затем подтвердили Конституционный суд РФ и ЕСПЧ), отказ защите в приобщении доказательств невиновности, снятие неугодных обвинению вопросов к свидетелям и многое другое делалось ровно так, как того хотел Шохин.

«Генеральная прокуратура в очередной раз попробовала Мещанский суд на прочность, – писала пресса по итогам одного из дней. – Суд уступил. Констатировав, что прокуратуре позволено все, журналисты и зрители разошлись» [63] .

Самое большое, на что героически решилась Ирина Колесникова, – это объявить в самом конце процесса замечание вконец распоясавшемуся Дмитрию Шохину, когда тот, реагируя на речь в прениях адвоката Генриха Падвы, стал крутить пальцем у виска. И то, сделала она это не по своей инициативе, а только после возмущенной реплики Генриха Павловича.

63

Ковалевский II. Быль о правах. Дело «Юкоса». Том 1. М., 2004. С. 44.

С именем Ирины Колесниковой самым непосредственным образом связана и еще одна история, назвать которую можно «Игра в “наперстки” на акции ЮКОСа». Началась она с того, что после задержания 25 ноября 2003 года Михаила Ходорковского организаторы спецоперации в отношении ЮКОСа решили полностью лишить его возможности влияния на управление компанией, чьим активам была уготована участь смены собственника.

Здесь необходима небольшая ремарка. Платон Лебедев занимал пост директора холдинговой компания Group MENATEP Limited, совладельцами которой были Михаил Ходорковский, Михаил Брудно, Василий Шахновский, Леонид Невзлин, Владимир Дубов и сам Лебедев. Эта компания, в свою очередь, являлась стопроцентным собственником компаний Yukos Universal Limited и Hulley Enterprises – держателей контрольного пакета акций ОАО «НК “ЮКОС”». Приведенная структура владения ЮКОСом не являлась секретом, она была хорошо известна аудиторам и раскрыта в СМИ, и – можно быть в этом уверенным – знакома правоохранительным органам и государственным структурам, контролирующим сырьевой сектор экономики. В Хамовническом суде приглашенный стороной защиты свидетель Стивен Уилсон, давая показания 12 августа 2010 г., поведал присутствующим: «…у ЮКОСа была самая четкая, самая прозрачная и самая ясная структура собственности и организационная структура из всех тех компаний, с которыми мне приходилось встречаться или иметь дело в России». Полагаю, что именно указанная осведомленность силовых структур и стала причиной того, что первый удар был нанесен именно по Платону Лебедеву по причине его директорства в холдинговой компании, а затем и для всех основных акционеров в Уголовном кодексе были найдены статьи, по мнению преследователей, наиболее для них подходящие.

Итак, еще не успела за Михаилом Ходорковским захлопнуться дверь камеры следственного изолятора, как возглавлявший следственную группу следователь Салават Каримов истребовал в Басманном суде Москвы согласие на наложение ареста на имущество – акции ОАО «НК “ЮКОС”». В вынесенном судьей Ольгой Солоповой постановлении от 29 октября 2003 г. говорилось, что аресту подлежат акции ЮКОСа, находящиеся во владении Yukos Universal Limited и Hulley Enterprises, фактически принадлежащие Ходорковскому. Правда, вскоре следователь Каримов поправил Басманный суд и в своем постановлении, также касающемся ценных бумаг, написал, что арестованные акции фактически принадлежат Ходорковскому, Лебедеву и другим лицам в составе организованной группы. Так или иначе, но арестованные акции оказались приписанными именно Михаилу Ходорковскому в справке-приложении к его обвинительному заключению, адресованному суду.

Однако Мещанский суд под председательством Ирины Колесниковой, вынося обвинительный приговор, ни словом не обмолвился о судьбе акций ЮКОСа вопреки четким предписаниям Уголовно-процессуального кодекса, обязывающим указывать, как следует поступать с арестованным имуществом осужденного. Зная ее педантизм, трудно поверить, что Колесникова просто недосмотрела или забыла. Объяснение представляется куда как более простым: декларирование якобы причиненного преступлениями наших подзащитных материального ущерба и какой-либо разговор об удовлетворении гражданских исков (например, от МНС на сумму свыше 17 млрд рублей) теряли смысл, если бы акции по стоимости того времени были реализованы.

Именно по этой причине судья Колесникова, посовещавшись, как это следует из судебного протокола, лишь со своим собственным секретарем, только через 2 года после вынесения приговора вынесла постановление от 9 марта 2007 г. о снятии ареста с «фактически принадлежащих Ходорковскому М.Б.» 1 090 043 968 обыкновенных акций ОАО «НК “ЮКОС”», находящихся во владении компании Hulley Enterprises, и 47452 197 штук обыкновенных акций ОАО «НК “ЮКОС”», находящихся во владении компании Yukos Universal Limited, – и обращении их в счет погашения гражданского иска, который был удовлетворен приговором Мещанского районного суда г. Москвы от 16 мая 2005 года.

Но уже тогда было ясно, что это запоздалое процессуальное решение не имело практического смысла: ЮКОС находился в стадии банкротства, до его ликвидации в ноябре 2007 года оставалось совсем немного, и стоимость акций, следы которых, кстати, так и затерялись по пути от Мещанского суда в Федеральную службу судебных приставов, была уже ничтожно мала, если не сказать – отсутствовала как таковая.

Эта история явного служебного злоупотребления всплыла снова в 2011 году, когда Платон Лебедев подал ходатайство об условно-досрочном освобождении из колонии. Ее администрация прислала в суд справку, что претендентом на обретение свободы гражданские иски вообще не погашались (что было абсолютно неверно хотя бы по причине реализации в ходе исполнительного производства имущества и денег Лебедева), а защита в ответ представила документы, рассказывающие об этапах судебно-следственной экспроприации ценных бумаг. Они были дополнены полученной по адвокатскому запросу справкой из ЗАО «Московская межбанковская валютная биржа» о котировках акций ОАО «НК “ЮКОС”» на момент наложения на них ареста в 2003 году и расчетом общей стоимости изъятого пакета, составившей 404 484 442 127 рублей.