Хохот шамана
Шрифт:
– Как они передают опыт?
– В смысле?
– Ну, они не умеют считать, нет чертежей. Как строят такие байдары?
– Решают построить и строят, глядя на другие байдары.
– То есть даже мастеров специальных нет?
– Главное – не умение, а целеполагание.
– Это, наверное, специфика их культуры?
– Любой культуры.
– Ну, у нас судна не построишь на одном намерении.
– Кто Кузьма [16] по образованию?
16
Капитан
– По – моему, бывший артиллерист.
– А Вовчик? [17]
– Радиоинженер.
– А Генка?
– Понял. Среди них нет ни одного судостроителя.
– А как они построили свое судно?
– Сам видел. Резали заброшенный флот и варили свое прямо на песке.
– Хорошее?
– Сносное, наверное, хорошее.
– Не лукавь. Судно отличное. Лучше заводских. Раньше их называли беспроектными, а сейчас рыбнадзор и погранцы называют беспредельными из – за ходовых и штормовых качеств. Ну и как они его сделали?
17
Вовчику больше сорока, но они зовут друг друга по именам: Вовчик, Генка, Серега, Петрович и т.д.
– Действительно. Не задумывался.
– Говорю тебе: у них была цель, и они начали действовать. Остальное – приложилось.
– Эвелны в городе слабы, потому что не имеют цели?
– Да. Пока меняют – покупают, хорошо держатся. А потом начинают болтаться без цели…
1977 – 1978
Армия. Проблема Волка
В армию попал, когда выгнали с третьего курса физического факультета МГУ. Призывался из Раменского военкомата Москвы и в часть приехал с московской командой. С нами прибыла команда из Челябинской области. Рота (сто двадцать человек) жила в одном помещении без перегородок: ряды двухъярусных коек, тумбочки (одна на двоих), помеченные табуретки, плакаты, таблицы и расписания на стенах. В одном из углов стоял черно – белый телевизор. Передачи мало кто смотрел, мест не хватало только тогда, когда показывали первые в те времена женские группы аэробики.
В казарме невозможно скрыть что – либо. Вместе ели, спали, мылись, работали… Уже через пару недель абсолютно ясно, какой ты есть. За эти две недели ко мне и прилепилась на весь первый год кличка Волк (магаданский).
Ничем не выделялся в рядовых ситуациях, но в конфликтных, как оказалось, вел себя необычно. "Проверки" и "притирки" начались с первого же дня. Все молоды, здоровы, считают себя крутыми и жаждут это продемонстрировать. Кроме прямых "наездов", когда ты мобилизуешься, существуют тысячи мелочей, к которым никто не может быть готов заранее: подмена ремня, пилотки, сапог на худшие, конкуренция за лучшие койки и места, нарушения очереди в умывальник или за утюгом – можно долго перечислять. В этих ситуациях или агрессивно требуешь свое, или молча уступаешь. Уступать часто нельзя – это снижает статус, но и долго агрессивно – эмоционально с матюгами переругиваться (мы называли это – "лаяться") я тоже не хотел и не умел.
Негромкие требования и молчание в ответ на ругань многие вначале принимали за трусость и наглели. Не отвечать на оскорбления тем более нельзя. Я слушал ругань, которая "не заводила", и наблюдал за окружающими. Когда по реакциям окружающих понимал, что дальше терпеть не принято, молча бил в лицо. Такое поведение удивляло и даже возмущало. Следует сказать, что я быстро понял необходимость
Кличка напомнила о благодарности Волка, и в других конфликтных ситуациях в казарме я стал использовать "настроение Волка на охоте": старался выбрать лидера и, глядя ему в глаза, медленно подходил ближе. Если он отводил глаза, ситуация решалась в мою пользу, если нет… В половине случаев противники, наоборот, приходили в большую ярость. Так было в конфликте с группой старослужащих, памятный знак которого – кривовато сросшийся нос – остался до сих пор. Но, пока был в сознании, не боялся, действовал расчетливо и, по рассказам друзей, эффективно.
Нежелание реагировать на вербальную агрессию затрудняет жизнь и сегодня. Годы давно не те, чтобы драться, и не принято в университете. Бывает, что слышу претензии или обвинения, кажущиеся настолько нелепыми, что не считаю нужным отвечать. Изредка, каждый раз с удивлением, слышу потом от присутствующих: "Ты не оправдывался и сам не обвинил в ответ. Значит виноват или испугался". Сразу вспоминается казарма и наглеющие из – за молчания сослуживцы. Сейчас, конечно, могу отвечать и вербально, но делаю это редко. Как трудный, нудный, но необходимый ритуал.
Волк не считает лай нападением. Для него это просто странные звуки, которые мешают самим же собакам жить содержательно – охотиться. Нормальный Волк, услышав лай, молча уходит на свою содержательную территорию. Но иногда собаки слишком раздражают. Тогда Волк молча возвращается через несколько суток. Собаки удивляются – за что? Со своим лаем они это никак не связывают.
1998, 1999, 2002
Лечение
Возможно, что моих записей хватило бы на издание книги вроде "Рецепты от Шамана", но сам я не пользовался этими рецептами. В эту публикацию практические советы без изменений включены лишь, если они попали в один день с важным диалогом.
– Как ты готовишь этот папоротник [18] ?
– Солил.
– Как?
– Слой папоротника, слой соли, сверху пресс, чтобы он дал сок. Через неделю сок сливаешь, ворошишь папоротник и заливаешь рассолом.
– Сколько соли?
– Пока не перестанет растворяться.
С годами выяснилось, что круг общения Шамана неожиданно широк. Сегодня я бы даже сказал, что, живя на берегу, Шаман общается со всеми окружающими его людьми. Некоторые виделись с Шаманом лишь раз как больные или ухаживающие за больными, другие общаются редко, но регулярно. Ни эти люди, ни Шаман не находят в таком общении ничего удивительного.
18
Здесь щитовник австрийский, или широкий (Dryopteris austriaca или D. dilatata) по Беркутенко А.Н., Вирек Э.Г. (1995).
– Где ты вообще берешь соль, крупу?
– Кузьма привозит.
– Почему он это делает?
– Почему ты приносишь мне вещи?
– Они не нужны нам в городе.
– Но ты долго несешь их на себе. А патроны, горелка?
– Это подарки.
– Почему ты это делаешь?
– Я хорошо к тебе отношусь.
– И они хорошо относятся. Я лечу их и подсказываю, где, сколько можно взять. Это – не плата, а отношения. Еще Кузьма считает меня колдуном.
– Тебе нравится, что тебя называют Шаманом?