Хохот степей
Шрифт:
— Ты остаешься со мной. Джай сейчас принесет тебе свежую одежду.
— Я бы хотела повидаться с ДуЧимэ, хатагтай, — произнесла я, понимая, что, кажется, неспроста, маленькой степнячки не было сегодня за ужином. — Она оправилась после болезни?
— С ДуЧимэ все в порядке, но увидитесь вы завтра. — Покачала головой Галуу, подавая руки Эргету. Колдун прижался на мгновение лбом к материнским ладоням, выражая этим нехитрым жестом и любовь и почтение. Повернувшись ко мне, илбэчин поправил прядь, упавшую на лицо.
— Не грусти больше. Теперь ты в улусе, в безопасности.
Я
— Сядь, — тихо и строго проговорила хатагтай. — Рассказывай, не обидели ли тебя те, кто украл. Кто это был?
— Дармеш и его люди, — усаживаясь на прежнее место, напряженно произнесла я.
— Я думала, что его, вместе с братом, духи прибрали, — хатагтай задумчиво теребила браслеты на левой руке. Подняв темные глаза, Галуу внимательно посмотрела на меня, сощурившись. — Не били тебя? Не насиловали?
— Нет, хатагтай.
— И что, Дарешь не тронул? — недоверчиво уточнила женщина. Я не понимала, к чему эти вопросы, но и не ответить не могла.
— Он ранен был. Не до того ему было, — при моих последних словах хатагтай с облегчением прикрыла глаза, что-то пробормотав едва слышным шепотом. Помня, что без вопроса не получить ответ, а все же рискнула, — Почему спрашиваете, хатагтай?
— Мой сын хоть и знает, что у женщины сложная судьба в любое время и среди любого народа, но он гордый илбэчин. Не всякий мужчина согласится жить с тем, что к его женщине прикасался враг.
— Мы как-то говорили с Эргетом, — вспомнила я тот день, когда мы впервые ехали по степи вдвоем, — и он сказал, что хорошая жена — большая ценность. Что иногда и чужого ребенка можно своим назвать, если жена того стоит. Да и враги его уже не ходят по этой земле, а к предкам отправились.
— Так-то это так, МенгеУнэг, но слухи по степи стелятся, — кивнула Галуу. Вынув из небольшого сундука, что стоял рядом, длинные бусы из красного камня, украшенные серебряными подвесками, хатагтай протянула их мне. — Я рада, что ты вернулась целой и невредимой. Переодевайся, приводи себя в порядок, и отдыхай.
Чистое белье, вымытые волосы и нормальная постель в спокойном месте, которое можно назвать домом — что еще нужно для счастья усталому человеку? Опустившись на чистое покрывало из овечьей шерсти, по которому узором были вышиты птицы, я прикрыла глаза. Пусть я не до конца понимала, от чего Суара могла ночевать в юрте Эргета а я нет, и для чего бабуля колдуна следит за ДуЧимэ, но с этим всем было довольно просто смириться, находясь здесь, в улусе.
— МенгеУнэг! МенгеУнэг! — счастливый знакомый голос отвлек меня от работы. Все, что могло упасть в дороге, должно было быть снято на пол, пока улус не двинулся в сторону орды. Я как раз несла корзину с редкими статуэтками, переложенными соломой, которые предстояло спрятать в одном из сундуков на телегах, когда меня поймала ДуЧимэ.
Девушка исхудала. Глаза, похожие на огромные темные камни, теперь занимали половину лица, но все же в ней до самых краев, как и раньше, плескалась жизнь. Присмотревшись, я поняла, что все же не права. Девушка выглядела счастливой, с тем затаенным блеском в глазах, который выдает влюбленных девиц.
— Я так рада, что брат так быстро тебя вернул, — вихрь из лент, кос и бус поймал меня в объятия, едва не раздавив ценную ношу и заодно чуть не придушив меня. Отступив на шаг, девушка быстрым взглядом осмотрела меня с головы до ног. — Ты в порядке.
В словах не было вопроса, только итог ее беглого, но внимательного осмотра. Подхватив меня под локоть, ДуЧимэ потянула меня вперед, туда, где собирали сундуки с ценным добром.
— Меня теперь одну на долго не оставляют. Мать с бабулей решили, что я совсем как дитя, раз умудрилась в улей перед хворью своей влезть, — степнячка усмехнулась, помогая перекладывать предметы из корзины. — А еще мне перешивают свадебный наряд.
— И когда свадьба? — с интересом спросила я, разглядывая ДуЧимэ. В ней больше не было того беспокойства и тоски, что нет-нет, да и мелькали в темных глазах еще не так давно.
— Не знаю, — все же улыбнулась ДуЧимэ, не теряя того же свечения в глазах. — Когда вернемся в Орду, шаман выберет день, иначе нельзя. И так много законов нарушаем.
— Да, я помню, что девушек из родного улуса никто в жены не берет, — кивнула я, словно заражаясь улыбкой девушки и тоже растягивая губы.
— Долго трещать будете, госпожи? — сощурив глаза и уперев руки в бока, строго спросила Джай. — Мы скоро двинемся, а ни одна из вас еще свою лошадь не нашла. Поторопились бы, если не хотите с хатагтай в юрте ехать.
Немного пристыженные, мы все же сделали, как велела Джай. Люди, повозки, и большой юрт, что тянули сразу несколько десятков волов — все это, медленно и плавно двинулось с места. Позади тянулись большие стада илбэчина, поднимая облака пыли. По краям нашего каравана ехали нукеры и нойоны, со всех сторон слышался детский смех, лошадиное ржание, громкие разговоры. Люди были счастливы, словно печали прошлых лун остались позади.
Глава 44
В пути мы были несколько дней. Оказалось, что Орда тоже снялась с места, и передвинулась на новое становище, так что к концу нашего пути мы выехали к огромному, показавшемуся бескрайним, озеру, со стороны которого до нас доносился свежий запах воды. С печалью подумав, что мне не искупаться в нем, я тронула поводья, догоняя остальных. Впереди, как раскиданные белые камни, виднелись юрты Орды, до которых нам был еще не один час пути.
За прошедшие дни у нас было несколько остановок, довольно коротких, но как и все в степи, подчиняющихся погоде. Радовало то, что была возможность спуститься с седла и передохнуть в шатре хатагтай, так как моя выносливость не могла сравниться с привычками тех людей, что «родились на коне». Даже маленькие дети, которым перевалило не больше сем за четыре-пять зим, ехали верхом практически наравне со взрослыми. А иногда устраивали скачки наперегонки, поднимая облака пыли и уходя далеко вперед каравана, пока кто-то из нукеров не окликал их, заставляя вернуться.