Хохот степей
Шрифт:
— И что, во всей степи нашлась только одна женщина, что сумела родить наследника? — это тоже никак не желало укладываться в голове. Говорят у того барона, к землям которого относилась моя родина, было не меньше двадцати детей от разных женщин.
— Получается, что так. Великому приводили разных жен. Многие приходили сами, но если в течение трех лет благодать предков не сходила, Хан объявлял развод и отпускал женщину с дарами. Видно, потому-то все и хранилось в такой тайне, когда Властелин степей узнал о ребенке. Но теперь-то уже все равно.
— О чем ты? — я поставила плетеную
— Ветер уже разнес слухи по степи. Весь улус шепчет о том, что наследник есть. Увидишь, к тому времени, когда Эргет вернется, все вокруг будут шептать только об одном.
Я вскинула голову, пытаясь рассмотреть среди белых шатров тот, в котором жил Хан, но на равнине взгляд спотыкался о юрты, не видя так далеко.
— Благоволят ли духи к твоему роду, Эргет Салхи? — Мэлхий, раб Хана, наделенный неслыханной властью для несвободного человека, склонился, приветствуя меня от имени самого Великого.
— Они меня оберегают и поддерживают, Мэлхий.
— Пусть так и будет, славный илбэчин. Пусть так и будет, — хитрые глаза сощурились, превращаясь в едва заметные щели, рассматривая меня с головы до ног.
– Рехмет, Мэлхий. Пусть духи услышат твои слова, — я не мог поторопить разговор, вынужденный ждать, пока не будет сказано все, что требовалось по правилам. Но так как я частенько пренебрегал традициями во время общения с этим человеком, булла надежда, что мы перейдем к сути все же до того, как солнце опустится за горизонт.
Раб склонил голову на бок, позволив молчанию повиснуть между нами. Сухие тонкие губы растянулись в улыбке.
— Ты стал сильнее, Эргет Салхи, — из голоса раба пропало то раболепие, которое Мэлхий обычно изображал, сделав слова жесткими, почти угрожающими.
— Может и так, — понизив голос, чтобы никто посторонний не мог услышать, ответил. — Но на все воля духов и Чистого Неба у нас над головой.
— Так же ты верен своему Хану, как прежде, илбэчин? — темный блеск в глазах раба не мог меня напугать. Не после всего того, что я видел за свою пусть и не очень долгую, но весьма богатую жизнь.
— Дал ли я хоть раз повод усомниться в себе, Мэлхий? Я следую законам чести и пока Хан оберегает мою семью и держит свое слово, моя верность ему не может подвергаться сомнению. И ты это знаешь. — Внезапно внутри вспыхнула злость. Я повел весь свой улус через степь сюда по воле Хана, а меня встречают упреками и нелицеприятными намеками.
Шагнув вперед, я одним движением поймал Мэлхия за тощую шею повыше его рабского ошейника, которым тот так гордился. Слуги, что явились вместе с ним, дернулись вперед, но будучи умным, Мэлхий вскинул руку, приказывая им не двигаться. Я же, чувствуя, как все вскипает внутри, краем глаза за метив, как на границе неба быстро начинают собираться черные облака, прошипел:
— Не смей меня упрекать в том, повода чему я не давал, Мэлхий. Ты прав, я стал сильнее, но терпимости к таким неосторожным словам это мне не прибавило, — разжав пальцы, я легко оттолкнул раба, но так, чтобы тот не упал. Если мои тихие слова Мэлхий еще мог простить, то его падение в пыль у моих ног стоило бы слишком дорого. Даже у рабов есть гордость. Тем более, у таких.
— Ты прав, славный илбэчин, — потирая шею, склонил голову Мэлхий, — я не смел говорить с тобой о подобном. Идем, Эргет Салхи, Великий господин мой ожидает тебя.э
В шатре Хана было тихо. Не было ни советников, ни темников. Даже благовония сейчас не жгли в юрте Великого. Сам же Властелин степей, еще полный сил, но с серебряными прядями на висках и глубокими морщинами на лбу, рассматривал какое-то простое, из речных камней, ожерелье.
Подняв голову на звук шагов, Великий словно очнулся от чар, тряхнув головой.
— Эргет? Я ждал тебя только завтра, — тихо, задумчиво произнес Хан. Видеть его таким мне еще не доводилось.
— Я прибыл сразу, как только получил твое послание, Великий, — склонив голову, я украдкой огляделся кругом. Все казалось в порядке, но какие-то мелочи все же бросались в глаза. Иначе сложенные подушки, несвежие фрукты на столе, потухшие огни. Кажется, после того, как мать хана отправилась к предкам, жены и рабыни Хана совсем перестали исполнять свои обязанности как надо.
— Знаешь, зачем позвал тебя? — вновь уделив внимание ожерелью, спросил хан.
— Догадываюсь, Великий. Твоя благородная мать, хатагтай все степи, покинула мир живых. Время пришло.
— Да, — Хан, этот сильный и властный мужчина, который сумел объединить племена, воюющие последнюю сотню лет, блеснул темными глазами, — я тысячу раз пожалел, что дал матери слово не приводить Хээрийн в Орду. Но я сдержал его. Вчера прах моей матери унесло ветрами степи, как она того желала и как велел шаман. На сорок девятый день ее помянут во всех шатрах степи, но я хочу, чтобы обряд в моем юрте провела Хээрийн. Как ханша и мать наследника.
Колючий взгляд пробирал до костей. Тело словно сковало ледяным дыханием, как это бывает только в самый сильный мороз. Конечности одеревенели, не слушаясь, вздрагивая от сотен невидимых игл, бьющий в тело холодом.
Слухи, что Великий тоже имеет силы илбэчина, бродили по степи уже десятки лет, но я еще ни единого раза не видел и не чувствовал подобного в его присутствии. Не просто так Хан прятал свои умения от посторонних. И не случайно смог вернуться живым из каждой своей битвы и из каждой ловушки, что неизменно подстраивали враги.
Я глубоко вздохнул, изгоняя ледяной холод. Теперь понимание, от чего у Орды до сих пор не было наследников, стало яснее. Хээрийн, как и моя МенгеУнэг — не простая женщина, а именно та редкая удача, что выпадает не каждому илбэчину.
— Ребенок тоже? — тихо спросил я, понимая, что дорога будет куда сложнее, чем мне казалось.
— Этого я не знаю, — прикрыв глаза и откинувшись на подушки, устало произнес Хан.
Как сложно было жить мальчишке и прятать свои силы, когда юных илбэчинов учили сдерживать ветер и поднимать воду? Его определенно, кто-то учил, иначе сила вырвалась бы наружу всплеском, сметая все, до чего сумела бы дотянуться. И все же, мальчишка вырос и стал Великим Ханом, Властелином степей.