Хохот степей
Шрифт:
Многие, в том числе и я, знали, что старик наказан небесами за гордость, хотя никого не осталось больше из тех, кто мог видеть все своими глазами. И все знали, что он ищет путь, чтобы искупить свою вину. Ищет вечную старуху, как он сам, обреченную скитаться под этим небом, не находя ни счастья, ни смерти.
А оно вон как оказалось.
Боги укрыли ее не в теле старухи, а в теле девочки. Шаман мог не один раз видеть ту, что искал, да так и пройти мимо, не признав. Узнай шаман об этом раньше, давно бы отыскал свою судьбу.
Но все же, было не ясно, зачем великому
Стоило старику, что ходит в обоих мирах, покинуть ханский юрт вместе с МенгеУнэг, как я все же решился спросить.
— Зачем отпускать Око сейчас, Великий? Новый шаман может не справиться с делом.
— Ты веришь в свои силы, Колючий Ветер?
— Верю. Меня хорошо учили. А сегодня у меня будет жена, которая поможет мне стать еще сильнее, еще крепче.
— Это так. Но кроме силы нужно еще желание помогать. Око Небес уже много зим занят думами только о том, как бы покинуть стан, выискивая то один, то другой путь, все не находя дороги. Когда-то мой отец велел отпустить шамана в тот день, который может стать решающим для Орды Чоно. Я долго, многие зимы думал, что этот миг наступит перед важной битвой, или тогда, когда мы возьмем власть над трусливыми князьями из каменных шатров.
Хан пригубил чай из пиалы, махнув рукой Мэлхию, чтобы тот готовил стол. Раб понятливо кивнул, выходя вон, чтобы раздать указания.
— Но все вышло иначе. Оказывается, судьба Чоно зависит от свадьбы случайной девицы и от того, как быстро вы сумеете отправиться за зеленоглазой ведьмой. Дух Вечного Чистого Неба любит шутить, — Хан усмехнулся, словно на самом деле считал это забавным. Впрочем, я всегда думал, что моя невеста будет девушкой из дальнего улуса, за которой придется посылать караван с подарками, а не чумазая, беглая горянка с серебристыми волосами. Так что мне и возразить было нечего Хану.
— Это так. Человек не может сказать, в какой день ему даруется счастье, а в какой отнимут жизнь.
— Ты был в усыпальнице моего отца. Видел ее. Хочу, чтобы моя была не хуже, — неожиданно произнес Хан, словно вопреки только что сказанному знал, когда и где его приберут духи.
— Если от меня что-то будет зависеть, Великий, сделаю все, что смогу. Но кто знает, — я вылил содержимое своей пиалы в огонь, прося благословения у духов ханского рода, — может, мой путь короче твоего.
Приглашенные Мэлхием немного сонные, в шатер вошли Тамгир и ХарСум. Их праздничные одежды смотрелись странно среди ночи.
— Как-то ты мрачно одет, брат, — не в силах сдержать зевоту, произнес ХарСум, думая, видно о том же, о чем и я. — Свадьба, все же.
— Не до того было, — отмахнулся я, думая о том, как бы правильно все сделать, чтобы моя Лисица меньше уставала в пути.
— Ну, так не пойдет, — покачал головой Тамгир, заставляя меня отвлечься. Побратимы развернули передо мной дэгэл из серебристого, как волосы МенгеУнэг, шелка, заставив подняться со своего места. — Ты же не хочешь обидеть нашу новую сестру таким видом? Твоей невесте будет и так не просто рассказывать детям о том, как ее забирали из родительского юрта среди ночи, так не порти же ей рассказ.
— Так вот для чего это все? Чтобы матерям было, о чем перед сном потом говорить с детьми? — фыркнул я, все же позволяя друзьям надеть на себя праздничный наряд.
– А ты как думал? Спроси свою мать, она тебе все, до последней бусины припомнит, что ей в волосы вплетали.
Она была прекрасной и совсем другой, не такой, как я привык видеть. Тонкие пальцы подрагивали, ей было неудобно под свадебным покрывалом, я видел это по положению плеч, по напряжению в спине, но МенгеУнэг осторожно шла дальше, шагая в слабом свете огней.
Пока я ждал ее приезда, пока разводил огонь в очаге, думал о том, что бывает очень просто пройти мимо собственной судьбы, стоит только злому духу или демону чуть подтолкнуть под локоть. Стоит не в том месте сказать «да» или «нет», как нить судьбы вильнет, уводя людей друг от друга такими тропами, что потом и не встретиться.
Что далеко ходить? Око Небес — самый яркий пример перед глазами.
Меня всего передернуло, стоило представить, как могло бы все обернуться, скажи я тогда, в лесу у огня свое «нет», что так и вертелось на языке.
И все же, вот она, Лисица с серебром в волосах, протягивает мне свои прохладные пальцы, стоя под сводом нашего свадебного шатра, вновь одним своим молчанием прося защиты и помощи.
Моя Лисица.
Моя МенгеУнэг.
Эпилог.
Закат был совершенно таким же, как и сотни вечеров до него, но в воздухе чувствовалась что-то новое, пряное, словно Самум, ветер, что поднимает песок до небес страшными бурыми, разметал по степи паххетский караван.
Зеленоглазая ведьма, дочь рабыни и шамана, стояла у входа в свой юрт из серого войлока, втягивая носом воздух. Ветер пах переменами, ветер пах судьбой. Лошади в загоне позади шатра волновались, били копытом, всхрапывали чувствуя тревогу.
— Мама, чем пахнет? — мальчик жилетке, украшенной шкурой барса, что ведьма получила за работу, тихо подошел к невысокой женщине, привычно ухватившись за кисти ее пояса. Широко расставив крепкие ноги, мальчик хмуро всматривался в горизонт, выискивая следы чего-то нового, того, что заставило его покинуть шатер. Но зеленые, как у матери, глаза, не видели того, что чувствовало сердце.
И все же эти двое стояли на ветру, впитывая в себя все, что витало в воздухе, чувствуя невероятное ощущение полета, словно тело стало легким. Словно орлиные крылья распахнулись за спиной, поднимая их все выше над бескрайней степью.
Далеко, за много дней пути от серого юрта, к которому приходили со страхом и отчаянием, с последней надеждой и дарами, менялась и другая судьба. Далеко за острыми хребтами, что тянулись через пустыню, пресекая степь, старый шаман прислонил к своему шатру посох, от чего колокольчики недовольно звякнули. Старик медленно, словно не веря самому себе, стянул шапку с кожаными лентами, что закрывали лицо от посторонних глаз. Тяжело, едва дыша, старик вытолкнул из петли бусину, позволяя накидке упасть на землю.