Hold Me
Шрифт:
А для некоторых солнце вовсе прекратило светить.
— Эмили? — Джизи подошла ближе, обняв себя руками, ведь погода на улице была не самая теплая, а тело прикрывала тонкая ткань белой блузки. Вся эта ситуация немного напрягала, но девочка чувствовала себя спокойно, просто переживала за подругу, которая вела себя в последнее время странно. Задумчивый взгляд Эмили казался иным. Словно ход её мыслей изменил направление. И не в самую лучшую сторону. Хоуп слышала шаги, слышала голос, но не реагировала, продолжая без цели всматриваться в мутную воду. Её опухшее лицо выглядело уставшим, красные глаза контрастно смотрелись на фоне бледной кожи.
— Уже был звонок, — Джизи слабо улыбалась, останавливаясь рядом с подругой, словно не придавала значения поведению той. — Ты собираешься идти в класс? Или хочешь прогулять
Хоуп тихо, но глубоко и довольно медленно дышала, не поднимая взгляда. И уже в тот момент стоило бить тревогу. И бежать. Как можно дальше, чтобы найти помощь.
— Ты в порядке? — Джизи подошла сбоку, так что не сразу заметила то, что держала в руках Эмили, пока слабо покачивалась на носках из стороны в сторону, но глаза рыжей девочки явно готовились вылезти из орбит, когда Хоуп осторожно, словно боясь повредить себе шею, повернула голову в её сторону, слабо, как-то неестественно для неё расслабленно улыбнувшись.
Четыре утра. На дворе еще не светает. То самое время, когда воздух становится предельно влажным, легкий туман покрывает поверхность земли, оставляя на траве капли росы. Время кричащих над водой чаек, легкого прохладного ветра и природного шума. Время для себя, для того, чтобы остановиться в пространстве, очутившись в собственных мыслях. И сейчас мое сознание отказывается здраво осознавать происходящее вокруг — всех бесцельно бродящих по залу магазина людей, которых здесь больше, чем обычно. Видимо, сегодня особая ночь, и никому не спится. Кассир и охранник явно сбиты с толку, поэтому принимают важные лица, мол это обычная ситуация для торгового центра, но никому до них нет дела. Как и мне.
Аппарат с горячими напитками начинает громко работать, заливая белый стакан темной горьковатой жидкостью. Стою напротив него, зевая с широко раскрытым ртом, и сильнее тяну капюшон на голову. Сегодня довольно холодная ночь, а я, по обычному, одеваюсь не по погоде. Сую руки в карманы синей кофты, дабы немного согреть пальцы, и вновь зеваю, уставившись в чистый белый пол. Странно, что в последнее время я все чаще углубляюсь в воспоминания. Возможно, на моральном подуровне продолжаю искать причину тому, что происходит, но это плевое дело. Всё равно ни к чему не приведет. Теперь в мой стакан заливается молоко. Я вынимаю из кармана зажигалку, медленно поднимая ее к лицу, и одним движением заставляю огонек заискриться возле моего лица. Долго, заворожено смотрю на него, поднося ближе к носу, ощущаю, как жар начинает дарить мне легкую, усиливающуюся боль, но не думаю останавливаться. Поднимаю одну ладонь, поднося указательный палец к пламени, и слегка морщусь, заставляя себя хорошо прочувствовать жар, каждой клеткой.
Но всё обрывается слишком резко, мне приходится вырвать себя из уже созданного комфорта, ведь он неожиданно появляется справа от меня. Останавливается рядом слишком неожиданно, отчего прикусываю язык, отвернув голову, и опустив взгляд в пол. Нервно сжимаю железную зажигалку, дрожащей рукой пряча её в карман кофты, молнию которой застегиваю, чтобы чувствовать себя предельно защищенной. Ночью я открыта миру сильнее, чем утром. И это опасно. О’Брайен встает возле автомата с холодными напитками и сует монеты в отверстие, нажимая на горящие красным светом кнопки. Его серая кофта висит, скрывая мятую белую футболку. Черная бейсболка по-прежнему красуется на голове под капюшоном, а темные джинсы слегка собраны внизу у самых кроссовок. Не слышу, как он дышит, в общем-то, этому не стоит удивляться, но и привыкать к подобному не собираюсь. Стою ровно, пытаясь скрыть растущую от неясности этой ситуации панику. Не была готова к такому повороту, поэтому, когда мое латте готово, не сразу беру его, слегка коснувшись пальцами стаканчика. Всего на секунду, но мою затуманенную голову посещают странные мысли, которые вообще не могут иметь там места.
Стоит ли здороваться? Или промолчать? Мы ведь не общаемся. Тогда чего я мучаю себя? Просто так, как делаю обычно.
Сжимаю стакан пальцами, обжигаясь, и поворачиваюсь к парню спиной, решая уйти молча, чтобы не казаться загнанной в угол. Интересно, почему он не спит в это время? Может, его так же, как и меня мучает бессонница? Стоп, Хоуп. Прекрати. Не смей сравнивать себя с ним, а то невольно начнешь чувствовать какое-то фальшивое родство.
Таким
Глупо, но такое чувство, что парень дал понять, что заметил меня.
Он меня видит.
Запись №89
5:09 a.m.
Ваш мир когда-нибудь падал? Корабль сознания терпел крушение, бессильно потянув на самое дно? А ведь именно это читается в глазах, видится в улыбках.
И она улыбается.
Хотя эмоции, переполняющие её в данный момент, не имеют никакого отношения к радости. Безумное моральное возбуждение, от которого кружит голову. Девушка сидит в позе йога перед ноутбуком, но в обзор камеры всё так же не попадают её глаза, лишь черные волосы, локонами липшие к потному лицу, холодные капли стекают по коже, по вискам, по губам, отчего кончиком языка чувствует соленый привкус. Тонкие руки истерзаны ногтями, губы искусаны зубами, мягкая кожа лица растерта до красноты, а пальцы сжимают железную зажигалку, огонек которой весело искрится, словно являясь единственным источником света в темном мире, в котором существует девушка. Но даже свет готов ранить. Язык яркого пламени вот-вот коснется щеки, по которой текут слезы. Капли, одна за другой, но не слышно горького мычания, ведь губы сжаты, растянуты.
Нужно больше боли.
Пожалуйста, дайте больше.
***
Мне нравится предмет обществознание, который ведет мужчина лет тридцати. Он недавно устроился в нашу школу, но уже смог занять особое положение среди преподавателей. Отличается своим сарказмом и простым отношением к ученикам, объясняя это тем, что всю жизнь мы только и делаем, что пытаемся занять какое-то положение в обществе, в котором являемся лишь песчинкой, поэтому он не видит смысла стараться вызывать симпатию у кого-то, кто не имеет к его жизни отношения. Кажется, он по-прежнему одинок, поэтому все девушки только и делают, что слюни пускают, ведь выглядит он довольно привлекательно. И я не спорю с этим.
В кабинете постоянно пахнет влагой, окна нараспашку, так что голова проветривается после тяжелых первых уроков, которые оставляют внутри меня осадок, и от него мне стоит избавиться хотя бы сегодня вечером, чтобы завтра заставить себя выйти из дома. Не хочу, чтобы родителям показалось, что со мной что-то не так. Им нельзя волноваться или переживать. Не помню, с каких пор или даже причину тому, что они принимают успокоительные препараты, прописанные нашим семейным доктором. Родители не хотят говорить об этом, так что я остаюсь в неведении, правда, такое чувство, что Элис хорошо понимает их, так как недавно я видела, как она закидывала в рот белую капсулу, с отвращением проглатывая.
Мне хочется помочь. Проявить заботу по отношению к тем, кого люблю, но как это сделать, если они сами не позволяют понять их. Словно меня нарочно не посвящают в проблемы.
Смотрю в стол, рисуя круги на листе тетради, исписанной разными словами, не имеющими отношения к обществознанию.
Мужчина стоит спиной к учащимся, не видя, как мои одноклассницы буквально раздевают его взглядом, стягивая пиджак и галстук. Мистер Алан Рилман всегда отмечает, что внешние данные так же играют роль как в преподавании, так и в современном мире в общем, ведь, как ни крути, но «книгу принято оценивать по обложке». Эта правда задевает меня каждый раз, стоит мне взглянуть на себя в зеркало, что я делаю не так часто. Иногда забываю, какой цвет у моих глаз, как выглядит мое лицо, когда я улыбаюсь, сколько эмоциональных морщинок покрывают мою кожу, а та бледная или здорового оттенка? Не помню. Знаю лишь то, что сейчас на моей правой щеке пластырь, под которым я скрываю легкий ожог.