Холли внутри шторма
Шрифт:
— А вы можете, — вдруг спросила девчонка, — вот это дерево сломать?
— Что? — изумилась Тэсса.
— Хотя оно слишком хлипенькое… У кладбища толстый платан растет, вот его можете сломать?
— Ну, предположим, могу, — осторожно ответила ничего не понимающая Тэсса. — А зачем?
— Круто, — помолчав, признала Мэлоди, — а как вообще стать инквизитором?
О, наконец-то дошло до Тэссы, да тут нужна Фанни.
Разговоры по душам — ее стезя.
Она может только… ну вон платан сломать.
— Орден сам
— Да ну, — не поверила Мэлоди, — она только обрадуется, если я куда-нибудь денусь. Хлопот меньше.
— Хлопот с тобой целый вагон, — согласилась Тэсса и прикусила язык. Вроде как такое нельзя говорить подросткам.
Чтобы сбежать от этих неловкостей, она торопливо развернулась и замерла глядя вниз, на деревню.
Замка на скале не было.
Вот совсем.
Не светились окна, не выделялся остроконечный силуэт башни.
И вот тогда Тэсса Тарлтон, великий инквизитор, павшая так низко, что ниже уже некуда, впервые в жизни ощутила животный ужас.
В одно бесконечно длинное мгновение она представила себе, что замок куда-то исчез, и исчез Фрэнк, и исчез Холли, и не будет больше в ее жизни ни хмурого бывшего заключенного, ни чокнутого художника, и разверзлась бездна, глубокая, как Марианская впадина.
Но тут туман рассеялся, тихим смехом взметнулись волны, и замок проступил из темноты с теплыми квадратами окон, и сердце Тэссы забилось снова.
— Да чтоб тебя, — сказала она Моргавру.
Море засмеялось громче, забился из ниоткуда высокий фонтан, словно внизу проплывал гигантский кит, пахнуло соленым, и какая-то жестянка поскакала по скалам к ногам Мэлоди.
Тэссе не нужно было приглядываться — этот предмет ей был слишком хорошо знаком.
Мэлоди торопливо подняла подарок, полная луна прорвалась сквозь облака, и инквизиторский значок непереносимо ярко сверкнул в детской ладошке.
— Это ничего не значит, — торопливо сказала Тэсса, — Моргавр просто хочет тебе понравиться.
— Ага, — восхищенно и неверяще выдохнула Мэлоди.
Когда Тэсса ворвалась в гостиную, Фрэнк с таким облегчением вскочил с дивана, как будто его тут пытали.
Холли лежал в кресле, глазея в потолок, и разглагольствовал:
— Истоки настоящего обаяния лежат в полной и безусловной любви к себе…
Тэсса подошла к Фрэнку близко-близко и обняла его крепко-крепко.
— Что? — спросил он, с готовностью прижимая ее к себе.
— Да ну, — пожаловалась Тэсса ему в грудь, — инквизитором быть проще, чем человеком. Человеческие чувства такие сильные.
— Не поддавайся, — посоветовал Холли оживленно, — я вот в первую очередь художник, а потом все остальное. Скажи нет лишним эмоциям — вот мой девиз!
— Ой да заткнись ты, — велела Тэсса и, не отстраняясь от Фрэнка, протянула назад руку. Послышался громкий
И сердце, провалившееся в Марианскую впадину, снова забилось сильно и ровно.
— Завтракаете? — взбудораженная Фанни ворвалась, как ураган. В глазах немедленно запестрело от невообразимых сочетаний фиолетового, розового и золотистого. — Это тебе, учи текст, — и она кинула Фрэнку рукопись пьесы. — А это тебе, — и она шлепнула перед Холли какое-то письмо. — Судя по всему, у тебя очень крупные неприятности, гений.
Глава 16
Эта была странная ночь — в молчании и неподвижности, в холоде и страхе, и Джеймс часами вглядывался в застывшее лицо Вероники, надеясь увидеть там признаки возвращающейся жизни.
У него не было ответов ни на один из вопросов.
Почему он умер и почему он вернулся с того света?
Почему именно он?
А если он не один такой и множество людей делают новый вдох там — глубоко под землей, ослепшие от темноты и задыхающиеся в закрытых гробах?
Что, если смерти не существует вовсе, а бывают лишь похоронные обряды, не позволяющие другим вернуться?
Тэсса говорила, что у Джеймса тотальная регенерация, которая срабатывает только в критических ситуациях.
Порой ему действительно хотелось проверить эту теорию, сиганув с высокой скалы вниз, на камни. Порой — найти какой-то смысл, миссию, совершить подвиг, ведь герои только ради такого и оживают. Провидение им дает второй шанс ради чего-то выдающегося. Уничтожить зло там или защитить добро.
Но чаще всего он просто жил самой обыкновенной жизнью, приглядывал за малышом Артуром и уворачивался от предметов, то и дело летающих по дому. Недавно малыш поднял в воздух старинный кухонный шкаф, перебив всю посуду, и они с Джоном намучились, выметая осколки.
Сварливый Джон был ничего, не лез с расспросами и не пытался говорить по душам. Он воспринимал все вокруг со смирением старости, и Джеймсу хотелось бы научиться так тоже.
Но он не был уверен, что доживет до старости. А вдруг он живет ворованной, контрабандной жизнью, которая не принадлежит ему на самом деле? А вдруг она прервется в любую минуту, когда какой-нибудь небесный счетовод обнаружит эту ошибку?
— Неприятности? У меня? — Холли так поразился, что всем сразу стало понятно: прежде подобного с ним не случалось.
Он жил в мире, где его все любили и баловали, и вырос в замке, и у него был самый настоящий пони. Порой Тэссе казалось, что он приземлился к ним прямиком из сказочной страны с единорогами и малиновыми (вернее, клубничными) феями.
— Я разбирала твою почту, — сказала Фанни, и Холли благосклонно кивнул.
Молодец, говорил этот кивок, хорошая девочка.