Холмы Смерти
Шрифт:
Великан занес молот над головой, и… его остановил предостерегающий крик Кейна.
Пуританин мог поклясться, что в этот момент услышал нечто совершенно невозможное. Сомневаться в древности сего зловещего каменного сооружения не приходилось. Также было ясно, что запечатанный многие сотни или даже тысячи лет тому назад вход в пирамиду с тех пор ни разу не открывался. И тем не менее до ушей Соломона донесся явственный звук шагов за дверью! Туда и обратно, от стены к стене нечто невообразимо отвратительное мерило шагами свою тюрьму.
Словно ледяные пальцы ужаса проникли внутрь черепа англичанина. Теперь он сам не мог бы сказать,
И настолько было ужасно это нескончаемое и монотонное движение, что пуританин не смог удержаться, не предупредить своих кровных врагов.
— Остановитесь! — выкрикнул он. — Хасим! Будь я проклят, но там внутри нас поджидает какая-то нечисть!
Хасим предостерегающе вскинул руку, повелевая здоровенному арабу остановиться. Шейх внимательно прислушался… Остальные арабы тоже напрягали слух. Над выжженной поляной повисла такая плотная тишина, что ее, казалось, можно было резать ножом.
— Клянусь колючим хвостом Иблиса, я ничего не слышу, — проворчал какой-то бородатый воин.
— Я тоже ничего не слышу! — отозвался его одноглазый сосед.
Все новые голоса присоединялись к ним:
— И я…
— Я тоже! Да проклятый франк спятил от страха!
— Может быть, ты что-нибудь слышал? — с обманчивой мягкостью поинтересовался Хасим у Юсуфа.
Старый мудрец в неуверенности сжимал и разжимал руки. Ему явно тоже было не по себе.
— Нет, Хасим, я ничего не слышал… — Он замолчал. — Но может быть, стоит прислушаться к словам Сулеймана? — выдавил он из себя наконец.
Кейн и сам спросил себя, не могли ли ему шаги померещиться. Но в глубине души он твердо сознавал, что его разум сейчас был ясен и тверд. Более того, пуританин вполне отдавал себе отчет в том, что своей сверхъестественной чувствительностью он обязан одной ужасающей ночи в безымянной деревне на побережье, куда его много лет назад занесли поиски Ле Лу, и долгим общением с посохом вуду, который сейчас сжимали дрожащие от страха тощие пальцы арабского мудреца.
Хасим пренебрежительно рассмеялся и опустил руку, давая команду великану продолжить свою работу. Молот с чудовищным грохотом обрушился на железную поверхность. В одно мгновение на двери потухло слабое мерцание литер, а мглистые джунгли наполнились странным эхом, напоминавшим, скорее, стон демона.
Раз за разом обрушивался на дверь тяжелый копер, направляемый всей мощью могучего тела. А в перерывах между ударами Кейн все так же ясно, как и в первый раз, слышал медленные глухие шаги, ритм которых не изменился ни на йоту. Предчувствие чего-то непоправимого крепло в душе пуританина. И в этот момент он, Соломон Кейн, ни разу в жизни не убоявшийся врага — ни адской твари, ни человека, ощутил, как когтистая лапа сверхъестественного ужаса сжимает его сердце…
Ужас этот не имел совершенно ничего общего с заурядным телесным страхом, так же как не имела монотонная поступь Смерти ничего общего с шагами любого, пускай и самого смертоносного, из известных Кейну хищников. Англичанин не мог сказать, что там скрывалось внутри, но живые существа так не ходят. Дверь в дьявольскую пирамиду
От грозного чернокаменного строения на пуританина повеяло гнилостным ледяным дыханием Абсолютного Зла, вышедшего из мира Изначальной Тьмы, настолько древнего, что в человеческом языке не было для обозначения подобных отрезков времени соответствующего термина. Соломон почувствовал, как волосы его зашевелились, словно при грозе: слишком хорошо ему были знакомы подобные вещи. И хотя Соломон до сих пор не смог понять, слышит он шлепающие шаги ушами или же омерзительные звуки каким-то образом проецируются прямо в его мозгу, пуританин был абсолютно уверен в их реальности.
Дверь оказалась на удивление прочной и долго отказывалась подчиняться силачу арабу. Несколько раз он даже присаживался передохнуть. Но тем не менее тяжелые удары молотом сделали свое дело — старинный замок наконец поддался, петли с металлическим скрежетом лопнули. Дверь провалилась вовнутрь.
И тогда Юсуф закричал.
Нет, из разверзшегося черного провала не выскочил ни страшный хищник, ни материализовавшийся демон. Людей, стоящих у входа в пирамиду, накрыла волна непередаваемого зловония, смрада запредельного разложения. Арабы, находившиеся ближе к дверям, зашлись в безудержной рвоте. Казалось, невыносимая вонь расходилась осязаемыми волнами, будто из самого сердца тьмы тугими струями хлестала черная кровь. Этот запах, в полном смысле этого слова, можно было назвать запахом Зла. И тут из зловонных недр пирамиды изошел Ужас.
Хасим ибн Сайд, первым подошедший к дверям, стал и первой его жертвой. Надо сказать, что смертельно перепутанный араб все же попытался оказать Ужасу Пирамиды сопротивление. Когда на него обрушилось нечто невидимое, но ужасающее, шейх, в тщетных попытках освободиться, пустил в ход свой ятаган. Но острый клинок лишь со свистом рассекал что-то податливое, как воздух, и такое же бесплотное. Кейн сморгнул, не в силах поверить своим глазам: с телом работорговца происходили страшные метаморфозы. Казалось, магометанин угодил прямиком в объятия смерти. Его тело стремительно разлагалось, теряя форму и превращаясь в склизкую жижу. Это был хаос полного распада…
Старый Юсуф завопил, словно душа грешника на Страшном Суде. Обронив посох, седобородый книгочей помчался в джунгли, обгоняя собственный визг. Его соплеменники, обезумевшие от страха, сломя голову неслись за ним, наступая на пятки завывающим от нечеловеческого ужаса чернокожим. Лишь бритый гигант, оказавшийся не таким расторопным, как остальные, разделил судьбу своего шейха. Не бежали только скованные чернокожие невольники. Неподвижные, беспомощные и беззащитные, они могли только жалобно скулить.
Как зачарованный, Соломон смотрел на Хасима. Шейх повис в нескольких футах над землей, его обволакивало пульсирующее багровое Нечто, бесформенное и нематериальное. На его искаженном немыслимым ужасом лице выделялись безумные глаза, смотревшие в глубины ада. Слуха пуританина достиг омерзительный хруст расплющиваемых костей, и тело шейха скрутилось узлом, словно белье в руках прачки. Сознание, что подобная смерть может постигнуть и его, наполнило мускулы Кейна невероятной силой. На лице пуританина вздулись от чудовищного напряжения жилы, и — о чудо! — веревки поддались и лопнули. Первым делом Соломон подхватил с земли брошенный Юсуфом посох.