Холмы Варны
Шрифт:
У Алана не было никакого оружия, кроме ножа. Турок видел перед собой только перепуганного безоружного юношу и девушку. Возможно даже, что, увидев светлые волосы Алана, он решил, будто перед ним две переодетые девушки. Как бы то ни было, он не сомневался в успехе, и эта самоуверенность дорого ему обошлась.
– Беги быстро! – распорядился Алан. – Но так, чтобы он тебя догнал. Может быть, мне удастся стащить его с лошади.
Они снова побежали. Впрочем, второе распоряжение Алана было излишне: янычар в любом случае догнал бы их. Он был уже совсем близко и, без сомнения, смеялся над их паническим бегством – неужели эти дурочки воображают, будто сумеют уйти от арабского скакуна?
Алан отстал от Анджелы шага на четыре. Теперь ему предстояло споткнуться и упасть. Однако проделать это убедительно не так-то просто! Кроме того, турок, продолжая гнаться за Анджелой, мог на скаку ударить его своей кривой саблей. Впрочем, когда Алан оглянулся в последний раз, их преследователь не обнажил ятагана – вероятно, потому, что готовился схватить Анджелу, а в левой руке он держал поводья.
Пора! Он пошатнулся и сделал вид, что падает, но тут же выпрямился, едва турок проскакал мимо и догнал Анджелу, успевшую отбежать шагов на двадцать. Он услышал, как девушка вскрикнула, – янычар, наклонившись, схватил ее за руку. Белый конь, потемневший от пота и речной воды, нетерпеливо пританцовывал. Анджела отчаянно отбивалась.
Алан подскочил к янычару с другого бока. Турок внезапно почувствовал, что в его ногу яростно впились две сильные руки и так вывернули колено, что он завопил от боли. Он отпустил девушку, но, не успев повернуться к своему противнику, слетел с седла и тяжело ударился о землю. Вероятно, впоследствии турок так и не смог вспомнить, что случилось потом: Алан прыгнул к нему на грудь и стал колотить его затылком о землю, пока он не потерял сознание.
– Теперь уж не спрячешься!.. – задыхаясь, сказал Алан. – Увидев его, они обо всем догадаются. Попробуем ускакать на его лошади.
Он сунул ногу в стремя, вспрыгнул в высокое турецкое седло и, протянув руку бледной, дрожащей Анджеле, помог ей вскарабкаться на коня позади себя. Арабскому скакуну все это не понравилось, и он стал тревожно и ласково тыкаться мордой в грудь своего неподвижного хозяина. При других обстоятельствах это благородство восхитило бы Алана, но теперь он счел его неуместным. В конце концов коня все же удалось отогнать от распростертого на земле янычара, и они отправились дальше.
Со всех сторон беглецов по-прежнему окружал лес, а сзади доносились крики, доказывавшие, что и остальные турки перебрались через реку. Еще несколько минут – и они наткнутся на своего товарища и бросятся в погоню за беглецами. Алан прекрасно понимал, что не сумеет ускакать от них на чужом строптивом коне, да к тому же несущем двойную ношу.
– Деревня, наверное, уже близко, – сказала Анджела.
– Да-да, мы успеем до нее добраться.
И действительно, обогнув следующий отрог, они увидели впереди деревню. Впрочем, эта кучка белых домиков, теснившихся на вершине холма, к которой вела крутая тропа, вряд ли заслуживала название деревни.
– Там мы будем в безопасности, – сказал Алан с притворной уверенностью.
По тропе лошадь поднималась шагом. Из-за ограды выскочила овчарка и яростно залаяла. Алан разглядел во дворе несколько темных фигур – это женщины ворошили сено.
Какой-то старик с трудом разогнул спину, приставил руку козырьком к глазам, а потом заковылял к ним навстречу, сжимая в руке вилы.
– Да будет с тобой божья милость, дедушка! – крикнул Алан.
– И с вами, сынки?
Алан повернулся в седле и указал на лес.
– Турки, – сказал он, – там, внизу.
Старик поднял глаза к небу.
– Да смилуется над нами господь!
Алан, желая успокоить его, поднял шесть пальцев, но старик повторил:
– Да смилуется над нами господь! Все наши молодые люди ушли со стадом в горы.
– Что они сейчас делают? – спросила Анджела.
Алан прильнул к бойнице в толстой каменной стене, но сквозь эту щель ему был виден только уголок двора.
– Что-то вытаскивают из амбаров, – ответил он. – Связки хвороста, солому и какой-то хлам.
На темном чердаке царила тишина, и только негромко плакал младенец. Потом Анджела снова заговорила:
– Давно они послали мальчишку за мужчинами?
– Наверное, и часа не прошло. В таких случаях время всегда тянется очень медленно.
– А старик сказал, что пути до них два часа… Ну, может быть, мужчины сумеют добраться сюда за час, потому что они сильнее, да и идти надо будет не в гору, а с горы. Но даже и так…
– Но даже и так, – тихо закончил Алан, – надежды мало.
Он перешел к другой бойнице. Сосновые доски глухо скрипели под его ногами. Он споткнулся о лестницу, которую они втащили вслед за собой на темный чердак – обычный приют местных крестьян в минуту опасности. Только там, где сквозь узкие щели бойниц пробивались косые лучи дневного света, были видны мешки с зерном и скорчившиеся на них женщины.
Через другую бойницу ему удалось разглядеть, чем были заняты турки. Они сновали по двору с охапками хвороста и соломы. И хотя Алан не видел массивных дверей дома, находившихся почти прямо под ним, он догадался, что турки собираются их поджечь.
А помощь может прийти не раньше, чем через три часа! Да за это время турки успеют выкурить их отсюда или поджарить живьем – и не один раз, а два или три…
Алан в бессильной ярости сжал кулаки. Эх, будь у него английский лук и десяток стрел!.. Пусть даже не десяток, а хотя бы шесть! Он перестрелял бы этих янычар, как кроликов! И они не оказались бы здесь, в этой ловушке. Он покончил бы с турками еще там, на дороге, под прикрытием сосен, не подвергая опасности этих ни в чем не повинных крестьян.
Английский лук! С тем же успехом он мог бы мечтать о появлении отряда английской конницы или легионов небесного воинства! Надо смотреть правде в глаза, а тщетными пожеланиями делу не поможешь.
На чердаке, кроме него с Анджелой, прятались еще старик и десяток женщин с маленькими детьми. Старику было, пожалуй, лет семьдесят, однако он казался достаточно крепким и мог бы в случае необходимости постоять за себя. Но больше никто тут не сумел бы пустить в ход саблю или пику, хотя оружия на чердаке хранилось достаточно и на двадцать человек. Нет, о том, чтобы сделать вылазку и схватиться с янычарами врукопашную, нечего и думать.