Холод, пиво, дробовик
Шрифт:
— Слушай, Семен, — мне едва удалось удержаться от матерного словца, — я здесь, поэтому доверяю. Тебе доверяю. И Виктору Петровичу тоже. Не Фомину, понимаешь? Мне меньше всего надо, чтобы он притащил на встречу быков Жилина, и те покрошили нас в капусту.
— Не притащит, — уверенно заявил Лымарь и потер старые шрамы на скуле. — Просто поверь на слово, не притащит.
— Серьезно? На слово? А по мне — глупо упускать такой случай избавиться от конкурента.
— Он о тебе не знает.
— Чего? — не понял я.
— Это очередная передача товара. Вот и все, — спокойно взглянул на меня Лымарь. — Но поскольку возникли сомнения в его добропорядочности, сначала ты поговоришь с ним, а потом мы вместе решим, как жить дальше, чтобы все остались довольны. И никакого мордобоя, ясно?
Я задумался.
— А он ничего не заподозрит? Если бы ты вызвал меня на встречу в трущобы, я бы напрягся.
— Мы всегда там встречаемся. Не в одном и том же месте, но район всегда один. Игорь крепко в Северореченске наследил. Лет восемь назад дело было, но ищут его до сих пор. Поэтому живет он на промзоне. Знаешь там квартал посреди заводских цехов?
Я кивнул.
— Там спецы живут, и он тоже. В город редко когда выбирается. С него особый отдел глаз не спускает, но как-то обошел их контроль. Он нам заранее сообщает, когда и где встретимся, мы товар подвозим. Эта встреча еще в прошлом году оговорена была.
Слова собеседника звучали убедительно, я выехал с парковки и покатил по проспекту Терешковой мимо трехэтажных домов с одной стороны и хрущевок с другой.
— Почему сразу в лаборатории таблетки не отдавать?
— А как он их вынесет? — удивился Семен. — Охранник наш человек, не его. Мы их вместе не сводим. К тому же сам посуди, кондукторов перед выходом в поле проверяют от и до, чтобы лишнего не тащили, куда ему наши таблетки?
— Подожди, а как он их тогда переправляет?
— Вот и спроси его, — хмыкнул Лымарь.
— А вы спрашивали?
— Мы в его дела не лезем, он — в наши.
— Если бы!
— Видно будет, — спокойно произнес Семен и откинулся на спинку сиденья. — Но товар он неспроста за пределами промзоны принимает, я так тебе скажу.
Я задумался, какой в этом смысл, но ни к какому конкретному выводу не пришел. Повернул налево, выехал с дороги и загнал пикап на небольшую стоянку перед средней паршивости столовой, вход в которую располагался с торца пятиэтажки.
— Ты чего? — уставился на меня Лымарь.
— А ты в трущобы хотел на машине ехать? Может, еще радужный флаг с собой взять и в мегафон орать: «Нам нужны неприятности!»? — съязвил я. — Пешком дойдем.
Лымарь нехотя распахнул дверцу и выбрался из салона.
Я запер машину и нагнал его на давно уже нечищенной тропинке, что вела меж домов. Сколько ни старался наступать в чужие следы, ноги проваливались в снег по щиколотку, скоро в ботинках стало холодно и сыро. Да и погода заметно испортилась, поднялся ветер, начало подмораживать.
Надеюсь, Фомина ждать не придется. А то околеем.
Впрочем, околеть мы можем совсем по другому поводу. А ну как кондуктор подстраховаться решит?
Я поежился, передвинул сумку с револьвером с бока на живот и на пробу решил расстегнуть молнию. Расстегнул, застегнул — нормально. Сумочку оставил в покое, в левой руке зажал недлинный жезл «дырокола»: так оно спокойней. Дилетанту не поможет — это как заточкой или шилом бить, но меня кое-чему в Братстве научить успели. Да и шок опять же свою роль непременно сыграет. Фомин не боец, как мне показалось.
Быстро темнело, валил снег, со всех сторон на нас смотрели пустые провалы заброшенных домов. Но тропинки меж сугробов были протоптаны неспроста — люди здесь жили. Не рабочие с промзоны — так, босота всякая. За последние годы трущобы понемногу начали приводить в порядок, но в глубь района чужакам заходить не рекомендовалось. Как, впрочем, и на северную окраину.
Вскоре мы вышли на улицу, двухэтажные дома на четной стороне которой были, по всей видимости, обитаемы. Где-то окна заложили кирпичом, где-то их закрывали добротные ставни. Двери были сплошь железными, но гнутыми-перегнутыми, мятыми и поцарапанными. Всюду на глаза попадались закопченные мусорные баки. С нечетной стороны улицы стояли сплошь руины.
Семен уверенно перешел на заброшенную сторону, заглянул во двор и указал мне на глухой закуток.
— Ты подожди там пока.
Тихонько матерясь себе под нос, я пробрался к стене с растрескавшейся и частично обвалившейся штукатуркой, стянул перчатки и занемевшими от мороза пальцами принялся вычищать из ботинок набившийся в них снег.
Неожиданно мелькнул яркий луч фонаря, снежинки вспыхнули в его свете сонмом сияющих точек, Лымарь прикрыл рукой лицо.
— Игорь, ты? — спросил он.
— Я, кто еще, — отозвался кондуктор, выходя из-за покосившегося забора. — Принес?
Семен поднял спортивную сумку; тогда Фомин, увязая по колено в снегу, приблизился и встал напротив охранника химика. Нас он тут не караулил совершенно точно: слишком уж запыхался. Шапку стриженой овчины сдвинул на затылок, добротную дубленку и вовсе оставил распахнутой. Лицо раскраснелось, волосы на лбу слиплись от пота.
Или нервничает просто? Я бы нервничал.
— Все в порядке? — спросил Фомин.
— А это ты мне скажи, — хмыкнул Лымарь. — В порядке все?
— Разумеется, в порядке! Давай товар!
— Погоди. — Семен отвел руку со спортивной сумкой в сторону и сказал: — Тут насчет этого самого порядка с тобой поговорить хотят. Слава!
Я оттолкнулся от стены и выбрался из сугроба на тропинку. И хоть старался не выскакивать, как чертик из коробочки, лицо Фомина в один миг стало белее снега.
Черт, да он не запыхался, он же напуган до полусмерти!
Мысль эта только мелькнула у меня в голове, а кондуктор уже отшатнулся и неожиданно уверенным движением выдернул откуда-то из-под дубленки короткий помповый дробовик без приклада, с одной лишь пистолетной рукоятью, обрезанным до минимума стволом и трубчатым магазином на три или даже два патрона. Всей длины в оружии было сантиметров пятьдесят.