Холод смерти
Шрифт:
— Чак сидел за убийство? — спросила Мадж.
— Мне сегодня рассказали, что десять лет назад он убил свою жену. Я еще не уточнял. Вам что-нибудь известно?
Она покачала головой. Ее лицо стало вытягиваться, словно сырое тесто под влиянием собственного веса.
— Наверное, это ошибка.
— Надеюсь. Кроме того, мне сказали, что его настоящее имя Томас Макги. Он когда-нибудь пользовался этим именем?
— Нет.
— Зато это очень хорошо увязывается с другим фактом, — сказал я, размышляя вслух. — Девушка, которую он посетил в «Прибое», до замужества
— Никогда.
— И не приводил ее сюда?
— Нет. Он никогда бы не привел сюда дочь. — Она подошла к бутылке, которую опрокинула по дороге, поставила ее и снова упала на диван, словно этот поступок отнял у нее последние силы.
— Давно Бегли или Макги поселился у вас?
— Пару недель назад. Мы собирались пожениться. Так одиноко без мужчины.
— Могу себе представить.
Мое сочувствие словно вдохнуло в нее жизнь.
— Но они не остаются со мной. Я стараюсь, чтобы им было хорошо, но они не остаются. Не надо было мне разводиться с первым мужем. — Взгляд ее унесся в далекое прошлое. — Он относился ко мне как к королеве, но я была молода и глупа и не придумала ничего лучше, как бросить его.
Мы прислушались к шуму воды под домом.
— Вы думаете, Чак уехал с девушкой, которую вы называете его дочерью?
— Сомневаюсь, — ответил я. — А каким образом он уехал отсюда, миссис Герхард? На машине?
— Нет, он не позволил отвезти его. Сказал, что пойдет пешком и сядет на лос-анджелесский автобус. Он останавливается там, за углом, по требованию, вышел на дорогу со своим чемоданчиком и исчез. — Теперь в ее голосе сочетались нотки сожаления и облегчения.
— Когда?
— Около трех.
— У него были деньги?
— Наверное, только на билет. Но много у него не могло быть. Я давала ему деньги, но он брал только на самое необходимое и всегда повторял, что это взаймы и что он отдаст их, когда опубликует книгу. Но мне совершенно все равно, вернет он их или нет. Мне нужен он.
— Правда?
— Да. Чак — хороший человек. И мне совершенно наплевать, что он успел натворить за свою жизнь. Человек может измениться к лучшему. Он ни разу не обидел меня. — Это был еще один взрыв искренности. — Я доставляла ему неприятности. У меня сложные отношения с алкоголем. А он пил со мной только для того, чтобы мне не было одиноко. Не хотел, чтобы я пила одна. — Она моргнула водянистыми глазами. — Может, выпьете?
— Нет, спасибо. Мне пора. — Я встал. — Вы уверены, что он не сказал куда едет?
— В Лос-Анджелес, больше ничего. Он обещал, что даст мне знать о себе, но я не надеюсь на это.
— Дадите мне знать, если он позвонит или пришлет письмо?
Она кивнула. Я дал ей свою визитную карточку и сообщил, где остановился. Когда я вышел из дома, граница тумана уже подползла к шоссе.
По дороге к Брэдшоу я еще раз остановился у мотеля. Портье сказал, что Алекс так и не появлялся. Поэтому я не удивился, обнаружив его красный «порше» у дома Брэдшоу.
Над деревьями поднималась луна, и я дал волю своему воображению, представив себе Алекса и его невесту, уютно устроившихся в привратницкой и уже разрешивших все свои проблемы. Но тут я расслышал звуки женских рыданий, и золотые мечты рассеялись. Она плакала отчаянно и громко, это были звуки, напоминавшие вой смертельно раненного кота.
Дверь привратницкой была приоткрыта, и дорожка у входа освещена льющимся изнутри светом, который был словно выдавлен доносящимися из помещения криками. Я открыл дверь.
— Убирайтесь отсюда! — крикнул Алекс.
Они сидели на диван-кровати в крохотной комнатке. Он обнимал ее за плечи, но это не было любовной сценой. Казалось, она изо всех сил сопротивляется, пытаясь освободиться из его объятий. Так в психиатрических больницах сестры часами держат буйных пациентов, чтобы не пеленать их в смирительные рубашки.
Блузка на ней была разорвана, одна грудь почти обнажилась. Долли попыталась отбиться от Алекса головой, и я увидел ее лицо. Оно было серым, помертвевшим, с застывшей маской отчаяния.
— Убирайтесь! — выкрикнула она мне.
— Нет уж, пожалуй, я побуду с вами, — ответил я обоим.
Я закрыл дверь и вошел в комнату. Ее рыдания начали постепенно затихать. Хотя рыданиями это было трудно назвать — ее глаза были застывшими и сухими. Она прижалась к Алексу. Он был бледен.
— Что случилось, Алекс?
— Не знаю. Я ждал ее здесь, она пришла несколько минут тому назад. Пока я от нее мало чего добился. Она страшно расстроена из-за чего-то.
— Это называется шок, — произнес я, размышляя, насколько он сам близок к этому состоянию. — С ней что-нибудь произошло?
— Похоже, — пробормотал он. Его взгляд был обращен внутрь себя, словно там он пытался найти силы, чтобы преодолеть новые несчастья.
— Она ранена, Алекс?
— Кажется, нет. Она бежала сверху вниз по дороге, а потом попыталась повернуть обратно. Она так сопротивлялась, когда я останавливал ее.
И тут, словно для того, чтобы продемонстрировать свои силы, она вырвала у Алекса руки и принялась колотить его по груди. Руки ее были в крови, на рубашке оставались красные отпечатки.
— Пустите меня! — умоляюще воскликнула она. — Я хочу умереть. Я заслужила это.
— Алекс, на ней кровь.
— Убита ее подруга.
— Это я во всем виновата, — вдруг произнесла она совершенно спокойно.
Он схватил ее за руки и прижал к себе. Он начал вести себя, как мужчина.
— Долли, успокойся. Ты говоришь ерунду!
— Ерунду? Она лежит там в крови, это я обрекла ее на смерть.
— О ком она? — спросил я Алекса.
— Какая-то женщина по имени Элен. Никогда в жизни не слышал о ней.
Зато я слышал.
Долли принялась что-то шептать, но так монотонно, быстро и невнятно, что я едва мог разобрать. Она была сатаной, и отец ее был сатаной, и отец Элен был сатаной, и они все были связаны кровавыми узами убийств, что делало их с Элен кровными сестрами, но Долли предала ее, и теперь она убита.