Холод юга
Шрифт:
Подивившись осведомленности запа, Влад кивнул.
– Где твои остальные вещи?
– Какие вещи?
– Каким образом ты собирался уносить добычу? Лошадь? Сани?
– Да зачем? Зима ведь, волокуша по снегу хорошо идет.
– Два триста тридцать шесть, у него в мешке копирующее устройство.
– Вест, где ты его взял?
– Нашел в степи, вместе с той железякой, которую в снег выбросили.
– Искатели не собирают такие предметы. Это запрещено церковными властями.
– Да мы, искатели, плевали на церковь с высокой высоты. Хотел разобрать эту штуку, может, там внутри металл хороший
– Четырнадцать сто сорок два, что еще у него нашлось?
– Мясо, немного мелких металлических предметов, два ножа, наконечники для стрел.
– Четырнадцать сто сорок два, расстегни его верхнюю одежду.
Зап ловко расправился с ременными завязками шубы, распахнул ее настолько, насколько позволяли связанные руки, произнес непонятное:
– Два триста тридцать шесть, он одет не так, как те. Ничего черного.
– Ты прав. Вероятно, он не обманывает. Солдаты церкви не боятся трогать старые вещи, им это не запрещается, но он не похож на них. Заберем его с собой. Вест, ты должен идти быстро, иначе мы будем причинять тебе боль. Или убьем, если потеряешь силы. Ты понимаешь?
Влад кивнул, что уж тут непонятного. Умереть он всегда успеет.
Вопреки ожиданиям, идти оказалось не так уж трудно. Запы все были мужиками крепкими, но ему в комплекции серьезно уступали. А когда шагаешь по глубокому снегу, длина ног – немаловажный фактор. Иногда быть великаном очень выгодно. К тому же одно дело двигаться по целине, а другое по натоптанным следам. Тропа не тропа, но натоптали здесь уже прилично.
Жаль, что эти уроды лыжи забрали. Он бы от них и со связанными руками ушел. Лука ни у одного не имеется, хрен бы догнали на своих двоих. Хотя, с другой стороны, сматываться надо не торопясь. Не факт, что он сумеет найти выброшенный пистолет, зато в копире, что запы тащат трофеем, есть все данные по оружию. Достаточно загрузить его железом и прочими элементами в нужных пропорциях, чтобы получить копию утраченного оружия. Так что уходить надо не с пустыми руками.
Строя планы побега, Влад не забывал запоминать дорогу и изучать своих пленителей. Насчет дороги быстро понял, что стоит пойти снегу, и назад путь не найдет. Степь как степь, совершенно одинаковая, куда ни глянь. Пытаться запоминать кусты – дурная затея для горожанина, они столь же отвратительно одинаковые. С пленителями тоже все скучно: одинаковая «лоскутная» одежда, одинаковые копья в руках, топорики и короткие мечи на поясах. Или это следует называть длинными кинжалами? Заметно, что гады уставшие, давно бродят. Даже промытые мозги не мешают их телам терять силы.
Идти пришлось долго, причем без привалов. Голова иногда кружилась, терял равновесие, оступался, да и рука побаливала, но в целом самочувствие было приличным. Даже глаз начал работать, причем Влад не сразу осознал это. Ночью двигался, не открывая его, а сейчас, как раскрыл пробудившись, так и не понял, что с глазом полный порядок.
Хотя муть какая-то осталась, будто через пластиковую пленку смотрит. Остается надеяться, что это временно.
Около полудня впереди показалась вереница человеческих фигурок. Влад было приободрился, надеясь, что запы нарвались на неприятности, но, приблизившись, понял, что если у кого и прибавилось неприятностей, так это у него. Встреченные
Тот, что задавал вопросы, пошел им навстречу, о чем-то начал разговаривать. А Влад уныло смотрел себе под ноги, понимая, что теперь уйти будет гораздо труднее. Мало того, что такая толпа, так еще и луки у некоторых имеются.
Луки его шкура не любила. Уж больно нехорошие воспоминания с ними связаны.
Совещались запы недолго – всей толпой подошли, а затем, вот уж странно, проследовали мимо, не обращая внимания на пленника. С Владом остался лишь тот, который спрашивал, и второй, который постоянно отвечал.
Пленник приободрился – с двумя справиться проще, чем с четырьмя.
Охранники долго стояли, провожая взглядам уходящую по их следам толпу, затем «спрашивающий», очевидно подвизавшийся у врагов не на последних ролях, коротко проинструктировал пленника:
– Сейчас будем идти без привалов. Если свалишься от усталости, убьем; если хоть шаг в сторону сделаешь или начнешь хитрить с веревками, убьем.
Второй добавил:
– И не бойся. Ты сильный, если будешь послушным, то никто тебе ничего не сделает. С нами будет получше, чем одному. Да и без опаски сможешь бродить по развалинам, раз уж своим станешь. Руины лучше нас никто не знает. Так ведь, Атль?
Старший, к которому впервые за все время обратились не по номеру, скривился:
– Мы в походе, а не в селении возле баб. Обращайся, как положено.
– Прости, два триста тридцать шесть.
– Не забывай правила, даже когда мы одни. Пора идти, а то до вечера не успеем добраться.
Пращуры, захлебнувшись в собственной порочности, прихватили в свои могилы почти все знания о минувших эпохах. Люди, чудом пережив ими же вызванный катаклизм, ужаснулись содеянному и прокляли все, что было связано с деяниями последних лет. И себя заодно, раз уж они столь грешны, что едва не убили свой мир.
По отдельным крупицам знаний можно было сделать вывод, что катаклизм был далеко не первый. Даже название первого сохранилось: Апокалипсис. Что оно обозначало, никто точно не знал, да и какая теперь разница. Главное, чтобы было понятно всем: ни Апокалипсис, ни последующие катастрофы не стояли и рядом с последней. Той, что едва не погубила мир окончательно.
Отсюда следовал вывод: совсем уж древние пращуры были не столь греховны, как те, которые едва не убили мир. И отсюда же возникла тяга ко всему по-настоящему древнему, почти полностью забытому. Естественно, это не касалось запрещенных вещей и понятий.
Считалось, что пращуры далеких эпох старались как можно больше работы выполнять собственными руками, не доверяя это животным и уж тем более механизмам. Некоторые церковные радикалы настаивали на запрете лошадей, ослов, ветряных мельниц и даже колодезных воротов. Это, конечно, было перебором. Достаточно, что в проклятые записали поганый единый язык, в течение нескольких десятков лет обучив всех выживших древнему наречию, образцы которого обнаружились в Цитадели. Ради этого Иерархия пошла даже на временное разрешение использовать машины для воспроизводства звуков и изображений, которые хранились там же.