Холодная кожа (В пьянящей тишине)
Шрифт:
Смотритель маяка переводил взгляд с капитана на меня. И ничего не отвечал. Разъяренный, с покрасневшим лицом, капитан пригрозил:
– Я капитан и имею все полномочия, чтобы отдать вас под суд за сокрытие информации, необходимой для охраны имущества и людей! Я в последний раз спрашиваю: где тот метеоролог, который был направлен на остров?
– К сожалению, я не могу ответить на ваш вопрос.
На миг установилась тишина. Мы уже было отчаялись найти способ общения с этим человеком, как он вдруг поразил нас своим акцентом австрийского артиллериста. Капитан, немного успокоившись, сказал более мягко:
– Что ж, это уже лучше. Почему вы не можете
Однако субъект снова молчал.
– Встать смирно! – вдруг приказал капитан.
Человек неспешно повиновался. Он откинул одеяло и опустил ноги с кровати. Его мускулистое тело говорило о завидной силе, а движения наводили на мысль о дубе, который оторвался от своих корней, чтобы сделать первые шаги. Человек уселся на кровати и уставился в пол. Он был совершенно голым. И совсем не смущался своей наготы. Однако капитан отвел взгляд, движимый стыдливостью, которая была чужда смотрителю маяка. Грудь его покрывал плотный ковер волос, которые затем поднимались к плечам подобно дикой растительности. К югу от пупка чаща волос превращалась в настоящие джунгли. Я увидел его член, который, даже невозбужденный, поражал своими гигантскими размерами. Меня удивило то, что его также покрывали волосы, спускавшиеся почти до крайней плоти. Куда ты пялишься, сказал я себе и перевел взгляд на лицо смотрителя. Борода древнего столпника, страшно растрепанная. Похоже, он был из породы людей с густой шевелюрой: волосы у него начинали расти в каких–нибудь двух сантиметрах над бровями, весьма кустистыми. Он восседал на матрасе, положив руки на колени и оттопырив локти. Глаза и нос, концентрируясь на середине лица, оставляли обширное пространство для щек и монгольских скул. Казалось, наш допрос его совершенно не беспокоил. Я не мог понять, чем было вызвано это поведение: самообладанием или сонливостью. Однако, присмотревшись, нашел на его лице след внутреннего напряжения: он делал едва заметные движения губами, как летучая мышь. Это позволило мне разглядеть редкие зубы. Капитан присел на корточки так, что его лицо оказалось в нескольких сантиметрах от уха смотрителя:
– Вы что, сошли с ума? Вы отдаете себе отчет в своих действиях? Вы саботируете выполнение международных договоренностей! Как вас зовут?
Человек взглянул на капитана:
– Кого?
– Вас! Я с вами разговариваю! Как ваше имя?
– Батис. Батис Кафф.
Капитан произнес, чеканя каждое слово:
– Я в последний раз спрашиваю вас, техник морской сигнализации Кафф: где метеоролог?
Человек отвел взгляд в сторону и после некоторой запинки сказал:
– На ваш вопрос невозможно ответить.
– Он сумасшедший, решительно сумасшедший. – Капитан встал и принялся ходить по комнате взад и вперед, как тигр в клетке. Не обращая внимания на хозяина, он перебирал вещи с видом сыщика. Когда он зашел за перегородку, я приметил на полу у кровати книгу. Она была придавлена камнем. Я полистал ее и сказал, чтобы сменить тему разговора:
– Мне знакомо это произведение доктора Фрейзера, хотя окончательного мнения так и не сложилось. Не знаю» как оценить «Золотую ветвь»: как чудо человеческого гения или как великолепную пустышку.
– Эта книга не моя, и я не читал ее.
Какая странная логика. Он произнес это так, словно между этими двумя фактами непременно должна была существовать связь. Как бы то ни было, за высказыванием больше ничего не последовало. Мне не удалось разговорить его. Он смотрел на меня с видом сонного приведения,
– Оставьте его в покое! – вмешался капитан, потеряв к нему всякий интерес. – Этот субъект не читал даже устава своей службы. Он мне действует на нервы.
Нам не оставалось ничего другого, как вернуться в дом метеоролога. На полпути капитан вдруг остановился и взял меня за рукав:
– Ближайшая к острову земля – это остров Буве, на который претендуют норвеги; он находится в шестистах морских милях к юго–западу отсюда. – Он помолчал, на мгновение задумавшись, потом продолжил: – Вы уверены, что хотите здесь остаться? Мне это место не нравится. Клочок земли, затерянный в океане, куда редко заходят корабли, – на той же широте, что пустыни Патагонии. Я смогу доказать любой административной комиссии, что ваше место службы не располагало даже минимальными условиями для жизни. Никто вас ни в чем не будет обвинять. Даю вам честное слово.
Мне следовало уехать? Принимая во внимание все увиденное, – наверное, да. Но в подобных случаях человек порой следует доводам, скрытым от других людей. В тот момент мне не хотелось выглядеть смешным: не для того же я пересек полмира, чтобы, едва добравшись до цели своего путешествия, отправиться назад.
– Дом метеоролога вполне пригоден для жизни, провизии у меня на целый год, и я не вижу препятствий для выполнения своей работы. Что же до всего остального, то, скорее всего, мой предшественник погиб в результате какого–нибудь несчастного случая. А может быть, покончил с собой, кто знает. Не думаю, что человек, которого мы видели, имеет к этому какое–то отношение. Мне кажется, он представляет опасность лишь для себя самого. Его разум помутился от одиночества, а кроме того, он наверняка боится, что мы обвиним его в исчезновении моего предшественника. Его поведение объяснимо.
Я произнес эти слова и сам поразился тому, как блестяще мне удалось связать все концы. Однако при этом я не упомянул о двух вещах: о моих чувствах и предчувствиях. Капитан смотрел на меня глазами змеи, которая гипнотизирует свою жертву. Он слегка покачивался, переступая с ноги на ногу, заложив руки за спину.
– Не волнуйтесь за меня, – продолжал настаивать я.
– Вас привело сюда отчаяние, в этом нет сомнения, – заключил он.
Я с минуту поколебался и ответил ему:
– Кто знает.
На что он сказал:
– Разумеется, вам кто–то причинил боль, и потому вы здесь.
Он развел руками, как фокусник, демонстрирующий публике, что они пусты; это был жест игрока, который отказывается продолжать партию. Он как бы говорил мне: я сделал все, что мог.
Мы вернулись в бухту. Восемь моряков с нетерпением ждали приказа вернуться на корабль. Они кожей чувствовали неладное и нервничали без всякой видимой причины. Сенегалец Coy ободряюще похлопал меня по плечу. У него была огромная лысина и необычайной белизны борода. Он подмигнул мне и сказал:
– Не обращай внимания на этих ребят. Они на корабле недавно, а раньше жили на равнинах Шотландии. Кактус Юкатана знает больше морских историй и легенд, чем они. Посмотри, они даже не белые люди, у них красные лица. Всем давно известно, что эта раса живет, подчиняясь суевериям таверн. Ешь с аппетитом, работай не покладая рук, смотри почаще в зеркало, чтобы не забыть свое лицо, говори вслух сам с собой, чтобы не потерять дар речи, и занимай голову простыми задачами. И все будет хорошо. В самом деле, что такое один год жизни в сравнении с бесконечным терпением Господа?