Холодная песня прилива
Шрифт:
Я так погрузилась в соображения насчет туфель и разницы в ощущениях, когда я работаю в них и босиком, что почти забыла про того мужчину.
— Ты здорово танцуешь, — сказал он.
Теперь он оказался неподалеку от сцены, присел возле бара.
— Ты-то кто? — спросила я, все еще спиной к шесту, съезжая с таким расчетом, чтобы опуститься на корточки, а затем выкинуть ноги вперед. Так, теперь ладонь над головой, держаться ею за шест, задницу оттопырить, задницу подобрать, голову закинуть.
Песня закончилась, и, не дожидаясь следующей, я спустилась со сцены
— Дилан, — представился он, подавая мне руку лопатой.
Я пожала ее:
— Работаешь тут?
— Типа того.
— Раньше тебя не видела.
— Это потому, что ты новенькая, — пояснил он.
Я достала из сумки бутылку с водой и отпила из горлышка, глядя на Дилана.
— Необязательно присматривать за мной, — сказала я, но он не стронулся с места.
До меня дошло наконец, что он не доверяет мне, думает, я хочу деньги из кассы стырить или еще что. Вид у него был довольно устрашающий, а я осталась с ним наедине.
Тут у Дилана зазвонил мобильный, он ответил и, не прерывая разговора, двинулся к выходу из зала. Я смотрела ему вслед, пока дверь не захлопнулась за ним.
Вернувшись к шесту, я попробовала еще несколько круток. На этот раз играла замедленная музыка. Я сосредоточилась на задаче подниматься по шесту и спускаться в этих чертовых туфлях так, чтобы со стороны казалось, будто движение дается без усилий. Даже сквозь дверь я слышала реплики Дилана, говорившего по телефону, и это меня отвлекало.
«Нет, я на это не так смотрю, чувак. Он сказал, что сегодня сделает… Не то, а?.. Ну так скажи ему, пусть не лезет, на хрен, а то надерем задницу».
Вися вниз головой, глядя на свои стопы в дурацких туфлях, я прикидывала: «Надо сделать педикюр, в ярко-розовый, прямо неоновый покрасить, будет классно». Шест был толще тех, на которых я училась. По такому легче забраться и сесть, но труднее ухватиться руками.
«До него не доходит? Говоришь ему, а он вроде и не слушает, на хрен…»
Отрабатывать номер не имело смысла. Музыку мы не выбирали, разве что для приватного танца в Голубой гостиной. Привыкай следовать за ритмом, раскручиваться вовсю, если включили быструю музыку, сосредоточиваться на змейках и вращении бедрами, если музыка замедленная.
«Нет, скажи ему. Серьезно, чувак, это предупреждение, ясно? Мой клиент будет недоволен. Поставка сегодня, или ему придется здорово пожалеть, ты меня понял?»
Я снова приземлилась на ноги и поглядела на дверь. Торчать тут полуголой наедине с этим громилой было совсем уж глупо. Телефонный разговор закончился. Сквозь дверное стекло я видела, как Дилан качает головой, убирая трубку в карман. Пока еще он стоял ко мне спиной.
Я проворно скинула туфли на шпильках и убрала их в сумку. Натянула джинсы, носки, обувь. Наклонилась зашнуровать ботинки, и тут дверь распахнулась с грохотом, словно он пнул ее ногой. Встал передо мной, тяжело дыша, как после пробежки.
Я неуверенно улыбнулась ему.
— Я пошла, — прочирикала бодро. — Мы с Кэдди условились встретиться, посидеть.
— Вот
После темного зала солнце слепило глаза. Я обернулась сказать «до свидания», но дверь успела захлопнуться. За шумом транспорта я расслышала, как щелкают внутри замки.
Оставив оба мобильника на столе, я принялась натягивать ботинки. Хватит с меня одиночества.
Джоанна оказалась на борту «Крашеной леди». Она чистила под телевизор клетку песчанок и вроде обрадовалась мне.
— Лайм поехал в город поискать работу, — сказала она. — Надеюсь, что-нибудь подвернется.
Насколько мне было известно, Лайм работал в сезон, да и то урывками, на стройках или же малярничал, оплату предпочитал черным налом. Его «Крашеная леди» была чистенькой, уютной, но тесной. Помимо песчанок, тут проживали еще два кота. Я устроилась в гостиной нише, положила на соседнее сиденье стопку выстиранного белья, а Джоанна тем временем вытряхивала на расстеленные газеты пропитанные влагой опилки. За ее спиной установленный на высоте человеческого роста переносной телевизор передавал новости.
— В новостях сообщили? — спросила я.
Она покачала головой:
— Не-а. Как нынче себя чувствуешь?
— Нормально, — сказала я. — Только на барже как-то слишком тихо. И не могу заставить себя приняться за работу.
— Хорошая была вечеринка, — сказала она. — Интересные у тебя друзья.
Я рассмеялась, и она вслед за мной.
— Это не друзья, — сказала я. — Уже нет. У меня теперь другая жизнь.
— Вот и хорошо. С нами тебе лучше.
Песчанки скреблись на дне большой пластиковой корзины, той самой, в которой Джоанна относила белье в прачечную. По крыше каюты легкой частой дробью колотил дождь.
— Полиции давно уже не видно, — сказала Джоанна. — Как ты думаешь, они уже закончили?
— Наверное. С тобой поговорили?
Джоанна кивнула:
— Всех нас опрашивали. Мне звонила Ровена, она уже с месяц как не появлялась здесь, и все же детективы наведались к ней домой и расспрашивали ее.
Ровена была из тех, кто пользуется лодкой лишь время от времени, по выходным, а с наступлением холодов она и вовсе не заглядывала в марину.
— А о чем тебя спрашивали?
— Ну, как… Что было на вечеринке, в котором часу мы вернулись к себе, что мы видели, слышали. По правде говоря, особо рассказывать мне было нечего. Мы с Лаймом ничего не знали до твоего вопля.
— Извини, что разбудила, — пробормотала я.
— Шутишь? Не хотела бы я проспать такое, не каждый день у нас происшествие.
Кот подошел и заглянул в прозрачную корзину.
— Пш-шел, Джастин! — Джоанна подхватила его под живот и выкинула на трап, закрыла за ним дверь. — Вечно пытается добраться до бедняжек.
— Интересно, почему они расспрашивали про вечеринку? — спросила я.
— Может быть, ищут какую-то связь. Хотя какая тут связь?
— Когда ты возвращалась на лодку, не видела посторонних машин на парковке? — спросила я.