Холодная Стена или "империя" с маленькой буквы
Шрифт:
Спустя мгновение настроение президента кардинально поменялось. Тонкие губы пришли в движение, натянутые щеки покраснели, а глаза запылали гневом. Он узнал эту фотографию. Почему-то, он думал, что избавился от нее. Хотя, нет, он вспомнил! Он не смог порвать ее в прошлый раз. И в позапрошлый не смог. И еще раньше...
На снимке важный, красивый, сильный президент Российской Федерации стоял на подиуме рядом с другими влиятельными лидерами сильнейших государств мира. Он был наравне с ними – такой же влиятельный, такой же мировой лидер. Таким считал он себя. И до этой встречи он был уверен, что и другие так считают. Но это встреча была последняя для президента России с сильными мира сего. Саммит «большой двадцатки «G20» в Австралии Будин запомнил на всю жизнь.
На фотографии президент России выглядел красивым, сильным, еще достаточно молодым, но бесконечно печальным и совершенно одиноким среди равных ему улыбающихся президентов. Как прокаженный, он стоял сам, с краю. Даже те несколько метров, которые отделяли его от остальной группы людей, казались непреодолимой пропастью. Тогда на обеде, он помнил, тоже никто не составил ему компанию. Еще он помнил, как перед россиянами этот позор пыталось «замазать» российское телевидение, но от этого стало только хуже. Один недоучка-ведущий додумался заявить, что «особы царских кровей принимают пищу отдельно от челяди, поэтому наш президент завтракал принципиально в одиночестве». Будин готов был тогда самолично придушить этого лизоблюда! Эту фразу народ поднял на смех, перефразируя, мол, с «петухами» на зоне никто не ест за одним столом. Но это было давно. В прошлом. И это прошлое хранится в одной из позолоченных папок, в секретном стальном сейфе, и только у одного человека есть ключ к этому прошлому. Кстати, потом этот ведущий куда-то исчез… Как же его звали?
Василий Васильевич немного успокоился, разгладил помятую фотографию и опять положил в сейф. Прошлое, каким бы оно не было, снова было под замком.
Василий Васильевич Будин подошел к окну. За разрисованным морозом пуленепробиваемым стеклом кружились на ветру снежинки. Внизу под окном человек лопатой усердно расчищал дорожки. Будин наблюдал за работой дворника и думал о великом. «Особы царских кровей принимают пищу отдельно от челяди...», – а ведь тот ведущий новостей, как впоследствии оказалось, дело говорил! Ай да сукин сын! Может быть, зря он тогда намекнул Астафьеву, что ему не нравится телеведущий? Да ладно, не зря, вон их сколько развелось, дикторов...
«Особы царских кровей»... Будин развернулся от окна и подошел к коммутатору.
– Семен, вызови мне Казимирова!
Казимиров Иван Арнольдович был главным кремлевским политтехнологом. Все, что вещается с экранов телевизоров, печатается в прессе, распространяется в виде слухов и так далее, все рождается в светлой извращенной голове господина Казимирова и в головах его безумных сотрудников. Само собой разумеется, все это делалось под руководством президента Будина. Он приветствовал идеи Казимирова, даже приходилось порой придерживать его сверхнапористый молодой запал. Но ничего, какой бы не была крупной ложь, это делалось во благо. И россияне, это главное, все проглатывали не разжевывая. От детских книжечек с современными патриотическими сказками и от школьных предметов «Новейшая история Российской империи» до широкоформатной затянувшейся эпопеи с «бандеровцами-фашистами», «Киевской хунтой» и «злыми тупыми американцами».
– Василий Васильевич, здесь Казимиров.
– Пусть войдет. Да, Семен, коньяка еще принеси.
Иван Арнольдович был высоким, худым сорокалетним мужчиной с седеющими висками, которые он успешно подкрашивал. Мягкие манеры и мелодичный голос, элегантный чуб и бородка, острый нос и чуть растопыренные ушки. А еще Казимиров очень любил золото, это было заметно по дорогим золотым перстням, браслету и тяжелой золотой цепочке на шее.
– Добрый день, Василий Васильевич, – пропел мелодичным голосом Иван Арнольдович.
Будин предполагал, что Казимиров мог быть иной сексуальной ориентации, что в России жестко преследовалось уголовным кодексом. Но он ценил этого человека как специалиста, как лучшего в своем деле, поэтому не замечал его странности. Но это пока, а там будет видно.
– Приветствую, Ваня, приветствую. Коньяк будешь?
Семен как раз занес бутылку коньяка.
– Спасибо, не откажусь.
– Ты извини, пьем грузинский. Семен, скотина, не может организовать нормального коньяка, приходится пить это...
Личный помощник сглотнул и опустил взгляд.
– Сараджишвили, – промямлил Семен.
– Что?
– Коньяк так называется, Василий Васильевич.
– Гм-м... Ты видишь, Ваня, с кем мне приходится работать? Пошел вон!
Семен забрал поднос и выбежал из кабинета.
– Присаживайся, Ваня, не стой.
Казимиров был, чуть ли не единственным человеком, который стоял перед президентом России, не сутулясь, в полный рост. Но, как известно, Василий Васильевич этого не любил. Поэтому Казимиров был, чуть ли не единственным человеком, которому президент России предлагал присесть.
Иван Арнольдович элегантно выгнул спинку, присел на краешек стула и грациозно закинул ногу за ногу. Будина всегда бесило, как он это делал. Чтобы не смотреть на это безобразие, он отвернулся, достал пару бокалов и налил коньяка. Один бокал взял себе, другой предложил Казимирову.
– За ваше здоровье, Василий Васильевич.
– Спасибо, дорогой. И тебе не болеть.
«Особы царских кровей»... Будин, причмокивая тонкими губами, смаковал эту фразу.
Не так давно получив от Будина задание, Казимиров и его ребята сейчас работали над грандиозным планом «возрождения самодержавия в России». Есть великая Российская империя, почему ею должен править какой-то президент? Что это за непонятное американское слово «президент»? Империей должен править царь! Царь всея Руси, как было испокон веков. Тем более, что кандидатура на престол есть. Осталось за малым: подготовить российский народ к необходимости смены строя. Конечно, это только слова - «осталось за малым». На самом деле предстоит большая работа. Необходимо запустить всю агитационную и пропагандистскую машину на полную катушку. Опыта в этом деле предостаточно, стоит только вспомнить «Крымнаш» или «Холодную Агрессию». Чтобы люди сами стали умолять Будина сесть на престол. «Если не Будин, то кто?» И тогда, он, конечно, согласится, «народ ведь просит».
– Как продвигаются дела, Иван, по нашей новой теме?
Казимиров, красиво оттопырив мизинец, еще раз пригубил бокал и поставил его на стол.
– Приступили к написанию программы, Василий Васильевич. Вопросов много, что можем сами решить, делаем. Где будет нужна ваша помощь, будем обращаться.
– Какие вопросы?
– Например, вопросы, связанные лично с вами. Как будут величать нового самодержца? Есть пожелания?
– Что значит, величать? Я был и есть Василий...
– Мы! – перебил его Казимиров.
– Что, «мы»?
– Надо говорить «Мы есть Василий!», или «Мы, царь всея Руси, Василий... какой-то там...» и так далее.
Будин просверлил Ивана пронизывающим взглядом.
– Нет, а что? Все как положено! Под каким номером был последний русский царь с именем Василий? Четвертый? А теперь ваш выход. Теперь ваш номер пятый! Хорошо, не шестой, хе-хе, – Казимиров хохотнул, что получилось по-идиотски, – ой, извините, Василий Васильевич!
– Ты что, снова под кайфом? – Будин еле сдерживал ярость.