Холодная Стена или "империя" с маленькой буквы
Шрифт:
– А как фамилия Владимира Ивановича?
– Носов.
– И моя фамилия Носов. Павел Николаевич Носов.
Медсестра посмотрела на Павла и улыбнулась.
– Повезло тебе, что попал на дежурство Владимира Ивановича, он замечательный человек.
– Я это заметил.
Медсестра продолжала что-то писать и больше не задавала вопросов.
– Вот тебе направление, на четвертый этаж, на лифте. Все, Павел Николаевич Носов, можете идти. Лифт по коридору направо. Выздоравливайте.
Следующие три дня Павел смутно помнил. Капельницы, инъекции, таблетки, анализы... Лишь к четвертому дню лихорадка и высокая температура
Было утро. Павел лежал на чистой постели, в теплой палате. На нем была не новая, но свежая и опрятная пижама. Светлые стены и побеленный потолок, керамическая раковина в углу комнаты, шкаф-купе для вещей. Небогато, просто, но комфортно и уютно как для больничной палаты.
Павел обратил внимание, что в комнате находилось, кроме него, еще двое, хотя палата была рассчитана на пять человек. Первый - дед, который лежал и читал «Правду». Второй - мужчина средних лет, который периодически вставал с кровати и ходил по комнате, перебрасываясь фразами с соседом. Второй мужчина показался Павлу огромным. Он был в пижамных штанах и в майке. По всей видимости, верхнюю часть больничной одежды на него не смогли подобрать. Громадные плечи, руки, широченная грудь выдавали в нем бывшего культуриста. Сейчас все его накаченные чресла благополучно заплыли жиром, и это скопище мяса и сала выглядело отвратительно. Жирный живот чинно покачивался, когда «человек-свинья», как назвал его Павел, прохаживался по комнате. Когда громила поворачивался к деду чтобы что-то сказать, он разворачивал не голову, а все тело. Шея, которая завязла и потерялась в морщинистых слоях жира, по-видимому, была не способна вертеть голову. Сама голова, лысая и тоже морщинистая, казалась до безобразия маленькой и уродливой на фоне огромного туловища. Руки, как положено у качков, не могли свободно находиться вдоль тела и при ходьбе напоминали толстые весла, которыми мужчина рассекал больничный воздух.
– Ну что там, батя, интересного пишут? – голос гиганта оказался гнусавым, речь медленной и невыразительной.
Дед пошелестел газетой, вздохнул, посмотрел поверх очков на мужчину и снова уткнулся в газету.
– Все тоже, мы впереди планеты всей, только некому оценить наше превосходство.
– Батя, я уже понял, что ты умный, профессор, блин. Ты по-русски понятно можешь говорить?
– Если коротко, то все отлично, правильной дорогой движемся.
– А конкретнее?
– А что, тебя, Олежка, конкретно интересует? Вот огромный памятник нашему президенту, еще при жизни, устанавливают. Я тебе дам газету, сам почитаешь.
– Не, Семеныч, читай ты. А про Украину что-то есть?
– Про Украину нет.
– Это правильно, нет такой страны, что о ней писать.
Дед вздохнул, ему не хотелось продолжать этот бессмысленный разговор, но толстый бодибилдер не унимался.
– Семеныч, ты же учитель, вроде. Интеллект, блин, все дела. Короче, умный. Но многого не понимаешь. Вот скажи, ты знаешь, почему Украина напала на Новороссию? Нет? А я тебе скажу! Киевская хунта издала закон, что бандеровцам положены русскоговорящие рабы. А где живут русскоговорящие? Правильно! На Донбассе! Поэтому они и пошли войной, чтобы захватить рабов! Все просто, батя!
Майка затрещала по швам, это Олежка потянулся от удовлетворения, что знает такую важную информацию.
– Ну, что, Семеныч, молчишь?
–
Лицо качка приняло расстроенный вид, сальные складки на затылке задвигались в растерянности. Бывший культурист ожидал, что Семеныч будет возражать, а он, Олежка, ему будет доказывать свою правоту. Качек взял себя в руки, похрустел пальцами и решил не отступать от намеченного плана разоблачения невежества старого учителя.
– Когда русские на Донбассе это поняли, было уже поздно. Фашисты с помощью Америки оккупировали часть Новороссии, но Россия не оставила в беде своих. Россия всегда приходит на помощь русским! Русские никогда не будут рабами!
– Как сейчас?
– Что?
– Нет, ничего...
Олежка, потерявший ход своих рассуждений, еще раз похрустел пальцами, вспомнил, о чем говорил и продолжил.
– Так вот, батя, русских никто и никогда, запомни, не поставит на колени! Никакие фашисты, американцы и бандеровцы!
– Да-да... только сами русские русских...
Чтобы снова не терять ход мыслей, Олег не прислушивался к словам деда.
– Я знаю, что говорю! Когда все это случилось, я жил в Новороссии. Но когда пришли фашисты, мне пришлось уехать в Россию.
– Я помню, Олежка, ты рассказывал.
Дверь распахнулась и заглянувшая в палату медсестра спросила звонким голосом.
– Олег Брунько, кто?
Качек развернулся всем телом к медсестре.
– Ну, я.
– На процедуры! – скомандовала медсестра и исчезла за захлопнувшейся дверью.
Олег что-то буркнул в ответ, взял одеяло с кровати и пошел вслед за медсестрой.
Павел пошевелился и попытался сесть. Это у него получилось, только сильно кружилась голова. Посидевши несколько минут, пока головокружение не прошло, Павел поднялся на ноги. Ему нужно было в туалет, но пользоваться услугами стоявшей под кроватью утки ему не хотелось.
– Юноша, позвать санитарку? – спросил, наблюдавший за ним, дед Семенович.
– Спасибо, не надо, я сам.
Он вышел из палаты и, держась за стену, побрел в уборную. Назад шел уже без поддержки стены. Уставший от такого похода, учащенно дыша, Павел с удовольствием плюхнулся в свою кровать. Да, с таким упадком сил он не скоро сможет выехать в Москву. Ну, ничего, главное, что ему уже лучше, стало легче дышать, лечение действует.
– Тимофей Семенович, – представился дед.
– Павел.
– Очнулся?
– Уже лучше, спасибо.
– Это как тебя угораздило-то?
Было похоже, что Тимофею Семеновичу хотелось поговорить с новым собеседником, так как старый ему порядком поднадоел.
– Сам не знаю, замерз, наверное.
– Беречь себя нужно, Паша. Ты откуда сам?
– Из Кольцово. – Павел закашлялся. Может не стоит распространяться, откуда он приехал?
– А здесь как?
– В гостях был.
– Понятно.
Дверь распахнулась с такой силой, что чуть не слетела с петель. Олег вернулся в палату, в комнате сразу стало тесно и катастрофически стало не хватать воздуха.
– О, спящая красавица! Проснулся? – Олег обратил внимание на Павла.
– Что-то типа того.
– Звать-то как тебя, ботаник?
– Павел Николаевич.
– Ты смотри, блин. Николаевич! Тоже учитель?
– Типа того.
– Везет мне на интеллигентов. Так вот, Семеныч! – снова обратился Олег к пожилому собеседнику, – на чем мы остановились?