Холоднее войны
Шрифт:
– Да. Очень милый мужчина, тихий, серьезный. – Марианна чуть поколебалась – не заденет ли она эго мистера Хардвика. – Очень высокий и невероятно привлекательный.
Том улыбнулся. Как похоже на Пола.
– Он был один?
– Да. Хотя позже в тот день я видела его кое с кем еще.
– О… И кто это был? – Том уже собирался добавить «женщина?», но вовремя спохватился. – Еще один турист?
– Да, мужчина, – спокойно подтвердила Марианна. Том подумал, уж не подводит ли ее память. Он ожидал совсем другого ответа. – Я проходила мимо их столика, – продолжила она. – В кафе возле нашего офиса.
В голове у Тома вдруг пронеслись
– А этот мужчина… он был, случайно, не американец?
Том задавал слишком много вопросов, но надеялся, что это не будет заметно в теплой, дружеской атмосфере, которая установилась между ним и Марианной; кроме этого, их как будто соединило участие в небольшом забавном проступке.
– Не знаю, – ответила она. – Я его больше не видела.
– И он был такой же привлекательный, как мистер Уоллингер?
Том ослепительно улыбнулся, осторожно подводя Марианну к тому, чтобы она описала внешность незнакомца, ни о чем не подозревая.
– О нет. – Она охотно заглотила наживку. – Он был помоложе, но с бородой, а я терпеть не могу бороды. Кстати, я думаю, что виллу сняла женщина. На самом деле даже в этом уверена, потому что говорила с ней по телефону.
Это и было имя, в котором нуждался Том. Имя женщины. Найди ее – и ты найдешь мужчину.
– Не хочу, чтобы у тебя возникли неприятности, – сказал он, глядя Марианне в глаза. Но его взгляд транслировал совсем другое сообщение.
– Что ты имеешь в виду?
– Все, что мне нужно, – это копия договора об аренде. Если в нем нет ничего темного или незаконного, мне не придется…
Марианна даже не дослушала его до конца. Ведь теперь они были друзьями – а может быть, и кем-то больше. Мистер Хардвик с успехом завоевал ее полное доверие. Она подалась вперед и наконец-то коснулась его запястья. Снаружи доносился грохот мопеда и пронзительные крики чаек, круживших над рестораном.
– Нет проблем, – просто сказала она. – Где ты остановился и как лучше всего переслать тебе бумагу? По факсу можно?
Три часа спустя, лежа на кровати в отеле – Том к тому времени успел прочитать почти половину романа «Меня зовут Красный», – он услышал стук в дверь. Открыв, он увидел ту же самую девушку-администратора, которая раньше помогла ему перевести запись автоответчика, как выяснилось, «Виллас Ангелис». Она держала в руках лист бумаги.
– Вам факс.
Том дал ей пять евро на чай и вернулся в номер. Марианна прислала не только договор о найме. К нему прилагалось коротенькое послание, написанное от руки: «Было очень приятно с тобой познакомиться! Надеюсь, мы еще увидимся!» Документ был составлен на двух языках, так что Том мог свободно прочитать, что вилла, которая так его интересовала, была снята за 2500 евро, на семь дней, предшествующих крушению. Имени Уоллингера в контракте не было, только подпись и дата рождения женщины, предоставившей в качестве удостоверения личности венгерский паспорт и номер мобильного телефона. Увидев этот почерк, Том почувствовал, как тайна гнева Рэйчел, развернувшей тогда на похоронах карточку, раскрывается перед ним, словно цветок. Он проверил снимок на своем айфоне и увеличил изображение. Подпись на договоре о найме виллы абсолютно совпадала с подписью на записке.
Через пару минут он уже звонил Тамашу Метке.
– Том! – воскликнул Тамаш. – Скажи мне, почему я вдруг стал так популярен?
– Мне нужно досье на кое-какого человечка. Венгерский паспорт.
– Это тот самый поэт?
Том засмеялся:
– Не поэт. Поэтесса. Ну что, действуем по обычному соглашению?
– Конечно. Имя?
– Шандор, – сказал Том и достал пачку сигарет. – Сесилия Шандор.
Глава 11
Рэйчел Уоллингер сама удивлялась силе своего горя. Большую часть взрослой жизни она считала отца лгуном, изменником, человеком, который так и не сумел заработать денег, и уж никак не стержнем и не главой семьи. Но теперь он умер, и ей не хватало его так, как никогда и никого на этом свете.
Как можно тосковать по человеку, который то и дело предавал мать? Как можно страдать по отцу, который почти не давал ей ни любви, ни внимания? Рэйчел не только не уважала Пола Уоллингера, он ей даже не особенно нравился. Когда друзья спрашивали, какие у нее отношения с отцом, она всегда выдавала приблизительно один и тот же ответ: «Он дипломат. Мы росли по всему миру. Я едва его видела». На самом деле правда была гораздо сложнее, и она держала ее при себе. Отец был шпионом. Семью он использовал как ширму для своей секретной деятельности. Эта тайная жизнь на благо государства предоставляла ему прекрасную возможность вести и тайную жизнь сердца.
Когда Рэйчел было пятнадцать – тогда они жили в Каире, – она вернулась из школы раньше обычного и увидела, что отец целуется с какой-то женщиной на кухне. Она только вошла в сад, посмотрела на дом и заметила их в окне. Женщину она потом узнала – это была одна из сотрудниц посольства. В тот самый момент все ее представления об их счастливой жизни были уничтожены, разметаны в прах. Из сильного, благородного человека, которого Рэйчел обожала всей душой и кому доверяла больше, чем самой себе, отец в одно мгновение превратился в страшного незнакомца, способного предать мать; мужчину, чья любовь к дочери была такой же подделкой.
И что было еще хуже, он понял, что Рэйчел его заметила. Женщина тут же ушла. Пол вышел в сад и попытался убедить дочь, что он просто пытался утешить свою коллегу, которая была очень расстроена. «Пожалуйста, не упоминай об этом при маме. Ты неправильно истолковала то, что увидела». В состоянии полного шока Рэйчел согласилась не говорить ничего матери, но это соучастие во лжи навсегда изменило их отношения с отцом. Никакой награды за сохраненный секрет она не получила; по сути, ее наказали. Отец стал отстраненным и безразличным. Он как будто забрал у нее свою любовь. На протяжении долгих лет Рэйчел казалось, что он воспринимал ее как потенциальную угрозу. Иногда она вдруг начинала думать, что это она предала его, а не он ее.
То, что она увидела в тот незабываемый день, во многом сформировало и ее собственные взаимоотношения с мужчинами. Становясь старше, Рэйчел все больше и больше понимала, что верить нельзя никому. Она играла в сложные игры со своими потенциальными возлюбленными, проверяла их на двуличность и склонность ко лжи. Скрытную Рэйчел, которая никого не пускала в свой внутренний мир, как правило, тянуло к мужчинам, которых она не могла или не смогла бы контролировать. И в то же самое время, особенно когда ей было около двадцати, она часто отталкивала действительно достойных, добрых и любящих.