Холодно-горячо. Влюбленная в Париж
Шрифт:
— Знаешь, у меня есть друг.
Было очевидно, какого рода друг имеется в виду. Сбитая с толку, я спросила:
— Ты не любишь женщин?
— Не совсем так. Я прожил с одной девушкой три года.
— А с каких пор ты предпочитаешь мужчин?
— С тех пор как встретил Анджело.
Я подумала, что, судя по имени, он итальянец или испанец. Но оказалось — бразилец, профессиональный танцор.
— Но тогда то, что произошло между нами — что это? Ошибка?
— Нет. Я действительно хотел тебя. Мне очень жаль…
До
В отличие от тех гомосексуалистов, которых я видела в Японии, в облике Тристана не было ничего женоподобного. Интересно, каков был его бразильский приятель? Он жил отдельно, а в данный момент был на гастролях. Я представляла себе его тело гибким, мускулистым, гладким и изящным.
Всего лишь несколько часов назад я думала, что наконец-то обрела друга в лице Тристана, — и вот выясняется, что он привержен такому постыдному пороку. Я напрасно пыталась его понять — образ двух совокупляющихся мужчин вызывал у меня отвращение.
Я погрузилась в тупое оцепенение, словно оглушенная сильным ударом. Потолок начал медленно вращаться у меня над головой. Руки и ноги отяжелели, все тело сотрясала дрожь. Кажется, я заболела.
— Ты вся горишь, — сказал Тристан, положив руку мне на лоб. — Должно быть, тебя продуло вчера на крыше. Это моя вина.
На самом деле он был здесь ни при чем — должно быть, я подхватила вирус гриппа еще несколько дней назад, а недавнее потрясение просто ускорило болезнь. Однако Тристан заботливо принес мне чаю, бисквитов и лекарств.
Из-за боли в горле мне было трудно глотать, и я выпила только лекарство, от которого погрузилась в полузабытье. Но так было даже лучше — физическая слабость позволила на время забыть о сердечном разочаровании.
Все то время, что я болела, я продолжала оставаться у Тристана.
Однажды вечером мы лежали рядом, и мое тело, разгоряченное лихорадкой, соприкасалось с его телом. Он предложил мне положить голову ему на плечо, но не стал ласкать меня. Так или иначе, я была не в том состоянии, чтобы предаваться любви. Во сне я по-прежнему видела его лицо, его улыбку. Я ждала, что он приблизится ко мне, но в этот момент увидела, как он протягивает руку к другому мужчине. Этот сон повторялся
Несколько дней спустя я все еще продолжала оставаться в постели, когда кто-то позвонил в дверь. Потом звонок раздался снова, и я поняла, что Тристан куда-то ушел, оставив меня одну в квартире. Еще не было полудня, и я не представляла себе, когда он вернется. Однако незнакомый визитер продолжал звонить, как будто знал, что я здесь. Наконец я открыла.
— Привет. Можно войти?
Я с первого взгляда поняла, что это тот самый «друг». Высокий, идеально сложенный, с кожей темно-янтарного оттенка и певучим акцентом. Он стоял, прислонившись к лестничным перилам, и его непринужденная поза уже была сама по себе искусством.
— Тристана нет дома.
— Ничего страшного. Я просто хотел оставить у него сумку, чтобы не таскать ее с собой целый день. Я вернусь за ней вечером.
Он шагнул к двери, и я ощутила кошачий магнетизм, окружавший его, словно некая аура.
— Я — Анджело, — сказал он. — А ты — Юка, ведь так?
Оказывается, он даже знал, как меня зовут. В сущности, он ничуть не удивился, обнаружив меня в одиннадцать утра в квартире Тристана.
— Ты, кажется, болеешь? — добавил он. — Извини, что побеспокоил.
Несмотря на то что я знала о пристрастиях Анджело, его вежливость и обаяние тронули меня.
Он поставил на пол свою спортивную сумку и попросил у меня разрешения освежиться. Сквозь полуоткрытую дверь ванной я видела, как он стянул свитер, потом ополоснул лицо и торс. Его тело излучало неотразимую притягательность. Выпрямившись, он заметил в зеркало, что я за ним наблюдаю, и улыбнулся. Мною овладело странное ощущение. У нас с ним не было ничего общего, однако мы были сообщниками, делившими общего любовника. Один лишь этот нелепый факт стирал все различия между нами.
— Ты знаешь, — сказал Анджело, выходя из ванной, — если тебе нужен Тристан, если ты хочешь его видеть, то я не собираюсь тебе мешать.
Такая искренность была выше всякой ревности, всякого соперничества. Я не почувствовала в его тоне ни единой нотки высокомерия или снисходительности.
— Выздоравливай. До скорого! Чао!
И он легко сбежал вниз по витой лестнице, словно вспархивающая бабочка.
Мне уже не хотелось возвращаться в постель.
Едва лишь я оделась, вернулся Тристан, нагруженный провизией.
— Анджело только что приходил, — сказала я.
— Но тебя никто не заставляет сразу же уходить.
Я чувствовала себя выздоровевшей, и бездействие меня угнетало. Тристан предложил мне чашку чая, чтобы ненадолго удержать.
— Ты говорила с Анджело?
— Да, но он торопился. Ты знаешь, он произвел на меня приятное впечатление.
Тристан улыбнулся мне, как подросток, смущенный комплиментом.