Холодное блюдо
Шрифт:
Снова голоса. Да что такое? Что там случилось?!
Осторожно подошел к двери, прислушался… тихо. Отодвинул засов, взялся за дверную ручку, приоткрыл. Высунул голову…
Удар! Ошеломляющий, болезненный, рассекающий кожу головы! Вскользь, иначе бы конец! Будь голова чуть послабее, сейчас уже валялся бы на полу.
Отпрыгнул назад!
Меч в руках!
Дззанг! Сталь взвизгнула, парируя тяжелый удар короткого меча, – дуэльный меч против вражеского боевого, короткого, грубого, но эффективного в тесном помещении. Ответный выпад! Меч согнулся – кольчуга!
Подсек на уровне колен – человек вскрикнул, повалился, сбив с ножек легкий, инкрустированный серебром и костью столик.
Дико завизжала принцесса, сжавшись у спинки кровати. Глаза широко раскрыты, в разинутом ротике розовый язык, которым она так хорошо умела ублажать любовника.
В дверь вбежали люди в тяжелой броне, с топорами на длинных рукоятях – дворцовая стража! Шипы на конце древка направлены на Ангуса. Цепью, плечо к плечу – надвигаются медленно, неуклонно, как сама Судьба! Как сама Смерть!
Взгляд на окно – выпрыгнуть?! А смысл?! Оказаться во рву, насаженным на скрытые под водой острейшие колья?! Сдохнуть в грязной воде обсиженный мерзкими пиявками?! Нет, лучше смерть!
– Сдавайся! У тебя нет шансов!
Знакомый голос. Инквизитор Трей. Главный инквизитор Трей! Сердце сжалось, будто кто-то схватил его и держит в тяжелой ладони, время от времени сжимая и покручивая.
– В чем дело? Как вы посмели… императорского первого лекаря?! Это что, бунт?!
Голос не дрожал, но внутри все тряслось и вздрагивало – тело требовало движения, битвы или бегства, но только не стоять на месте, только не изображать из себя статую императора Селена Пятого!
– Это приказ императора. Читай! – Голос главного инквизитора спокоен, даже бесцветен. Так шелестит ветер, так журчит вода, так сыплется песок. Инквизиторы всегда так говорят – как будто их этому учат. Не повысят голоса, не кричат, шелестят, как высохший пучок травы. И этот шепот страшен.
Свиток поймал левой рукой, развернул, держа меч в правой. Прочитал. Потом еще раз перечитал, осмотрел печать. Понял, хотя это и так было ясно, – ему конец! А ведь хорошо все шло! Столько труда, столько времени потрачено! Впустую…
Бросил свиток на пол, злобно ощерился:
– Попробуй меня взять! Ну?! Кто первый?!
Рассек воздух двумя ударами крест-накрест. Грозно и… глупо. Дуэльный меч против тяжелой брони?!
– Взять его… – Сухой шелест голоса. – Живым.
Успел ранить еще троих. Как ни уберегай глаза, колени, шею, узкий, гибкий меч все равно найдет себе поживу! Сочленения доспехов, прорези шлемов – если рука точна, если выверен удар! Зачем? Какой смысл в сопротивлении? Об этом пусть думают жалкие трусы! А он, Ангус, никогда не сдавался и не сдастся!
Волна закованных в сталь бойцов нахлынула, затопила комнату, подмяв под себя отчаянно орудующего мечом первого лекаря, тяжелые удары выбили из него разум.
И сознание погасло. Не было последних мыслей о том, что все потеряно, не проносилась перед глазами жизнь – ничего такого романтического и героического. Только ярость, только злоба и желание как можно дороже продать свою жизнь. Даже досады не было. Даже разочарования. Злоба и жажда мести.
Жгучий холод прочистил мозги, и в нос ударил запах раскаленного железа. А еще запах угля – приятный запах. Запах очага, дома.
Попытался открыть глаза, правый глаз подчинился, левый нет. Но и от правого толку было мало – все тусклое, все расплывчатое, ничего как следует не рассмотреть. Кто перед ним? Где он?
– Протри ему глаза! – Тихий, шелестящий голос, проникающий в душу. Знакомый голос.
Лица коснулось что-то вонючее, пахнущее кислым потом и гарью, шипучая боль снова вонзилась в мозг. Застонал, едва не потеряв сознание.
Что-то острое вонзилось в надбровье, и по щеке потекла горячая жидкость. Снова тряпка, снова боль… но глаза на самом деле очистились, и теперь можно было смотреть. Впрочем, лучше бы этого не видеть. Никогда.
Мерзкая морда. Круглая, как кочан капусты. Лысина, толстые губы, растянутые в ухмылке. Палач! Пыточный мастер. Ангус видел его, и не раз, но брезговал с ним общаться. Делал вид, что не замечает.
А теперь…
– Мастер лекарь… – Шелестящий голос инквизитора вырвал из раздумий. – Покайся, мастер лекарь! Расскажи про заговор, расскажи, как злоумышлял против трона, – и умри с миром. Выдай сообщников и тогда, возможно, останешься жить!
– И сдохну через год, прикованный к веслу? Покрытый язвами и дерьмом? – усмехнулся Ангус, едва шевеля распухшими губами. – Идиот! Не было никакого заговора! Не участвовал я ни в каком заговоре!
– Мы давно за тобой следим, мастер лекарь. Мы все про тебя знаем, даже то, что ты про себя не знаешь. Твой путь усыпан трупами! Ты адепт тайной, запретной магии! Ты злоумышлял против трона, против императорской семьи! И чем быстрее сознаешься в этом, тем лучше. Так что, ты готов признаться? Готов выдать сообщников? Молчишь? Ничего… это даже хорошо. Не верю я преступникам, которые тут же начинают каяться в грехах, только лишь увидят инструменты мастера Ниума. Раскаяние должно быть выстраданным, идти из глубины души. Не правда ли, господин бывший первый лекарь? Мастер Ниум, начинай! Только учти, он должен говорить и должен жить – пока мы не решим, что ему пора умереть. Не дай бог он скончается у тебя на кресте! Я с тебя самого кожу сдеру!
– Господин инквизитор… – Палач подобострастно склонился перед человеком, блеснув бритой головой в свете очага. – Всегда присутствует возможность того, что преступник не выдержит пыток и умрет! Я же не могу знать, сильное у него сердце или нет! Бывает такое, что не выдерживают и самой маленькой боли, что умирают, как маленькие дети, во сне! Разве я могу дать гарантию, что этот человек не умрет?! Единственное, что могу обещать – я причиню ему такую боль, которой он не испытывал никогда в своей жизни, такую боль, что она обязательно развяжет ему язык! И сделаю все, чтобы он прожил как можно дольше, чтобы шел к месту казни на своих ногах, обещаю!