Холодное зеркало
Шрифт:
– А мне показалось, так очень даже...
– вполголоса пробурчал Ализбар, но собеседник его прекрасно расслышал.
– Как ни странно прозвучит, но Ив была безобидна. Пока не погибла. В первый раз она участвовала в охоте. Жаль только, не в своей.
Ализбара поразила не столько сама история, сколько печаль и нежность, звучавшие в голосе фейри. О Прародителе ходило много легенд, но ни в одной из них он не выглядел сентиментальным.
– Ты, должно быть, очень горевал по ней?
– бессмысленным вопросом юноша пытался отгородиться от собственного смущения: Ализбар пока не понял, как
Они остановились у развилки: три прохода разводили пути в разные стороны.
– Горевал - не то слово, - странная тень легла на лицо Армина, удлинила и заострила его черты.
– Прошло немного времени, и я завёл себе новую любимицу в надежде, что она заменит мне Ив. Но от Ар мать не отказывалась. Напротив, она сражалась за детёныша до конца.
– А дальше?
Провожатый шагнул в правый проход, свод которого был затянут голубоватым инеем.
– Я воспитывал Ар так же, как Ив, но росла она совершенно другой. Ей не нужно было объяснять, с какой стороны ломают хребет оленю. Ар... в качестве хозяина ей лучше подошёл бы Эрмин. Быть может, она и признала его таковым. Во всяком случае, однажды она подкралась ко мне спящему и разодрала горло.
Армин осторожно коснулся шеи, будто всё ещё ощущал боль от много веков назад нанесённой раны.
– Тогда ты пустил Корни?
– не удержавшись, встрял в беседу Сидрик. Он не рассчитывал на ответ, но Прародитель фейри сказал:
– Тогда я стал деревом. И водой, что питала его, и камнем, что давал ему опору, и ветром, что разносил пыльцу с его ветвей. Я умер, но дал жизнь своему миру. Такому, каким я хотел его видеть.
– И изгнал Эрмина?
– Ализбар зябко потёр плечи - с каждым шагом становилось холоднее.
– Он сам ушёл, - сухо отозвался Армин.
– Собрал своих детей, и их детей, и детей их детей... в общем, всех, кто разделял его взгляды и согласился за ним идти. Я лишь... позаботился, чтоб он никогда не вернулся.
Рассеянный свет делался всё белее и ярче. С последними словами они преодолели последний коридор, и взору Ализбара открылся огромный круглый зал, весь заваленный снегом. Ледяной шар степенно проплывал в вышине, похожий на холодное колючее Солнце.
А в самом центре противоположной от входа стены возвышалась плита Армина. Ошибиться было невозможно: гладкая поверхность затянута идеально ровным, будто отшлифованным, льдом, и блестела, как зеркало. Прародитель фейри остановился и ободряюще кивнул юному спутнику.
– Сегодня особый день. Моё зеркало холодное, но чистое. Без грёз и искажений. Его не обманет ни привязанность друзей, ни ненависть врагов, ни "если бы", ни "может быть". Ты увидишь себя... со стороны.
Ализбар покрепче сжал в руке ветвь мастера Сидрика. Присутствие Наставника, пусть и немного мёртвого, придавало уверенности. И всё же, сделав шаг по направлению к зеркалу, юноша замешкался и обернулся.
– А ты?
– спросил он у Прародителя фейри.
– Ты сам заглядывал в Холодное Зеркало?
– Да, - коротко ответил Армин, и лицо его при этом оставалось совершенно бесстрастным.
– И... как?
– Мне не понравилось.
Приближаясь к зеркалу, Ализбар смотрел только под ноги - и это позволило ему не поскользнуться на засыпанном снегом ледяном полу. Когда же он, наконец, поднял взгляд, своего отражения юноша не увидел.
Из зеркала на него пристально смотрел невысокий мужчина неопределённого возраста. Ястребиный нос на смуглом лице, прорезанном несколькими глубокими морщинами, больше напоминающими застарелые шрамы. Тёмные глаза, посаженные так глубоко, что сложно разобрать их цвет. И сухие губы, сложившиеся в непонятную, не то ироничную, не то печальную, улыбку.
"Это... я?" - спрашивал себя Ализбар, разглядывая незнакомое лицо. Он хотел обернуться к Армину, спросить, что всё это значит, но зеркало вдруг потекло, покрыло стену, и вот уже блестящий лёд опоясал Ализбара, запер его, как светлячка в банке. Юноша замер: смотрел во все глаза на то, что показывало ему Холодное Зеркало.
Круглый зал сиял огнями, и нигде не было даже признаков снега. Себя, или хотя бы того, кто смотрел на него с той стороны, Ализбар больше не видел. Должно быть, он просто затерялся в толпе. Оно и не удивительно: народу набилось - листочку негде упасть.
Вот стоит Армин. А по сторонам от него - рыцари дин-ши с холодными синими глазами. Белая саблезубица трётся у его ног, а пятнистая ярится и мечется вдоль стен. Того, кто стоял напротив Прародителя фейри и улыбался подчёркнуто снисходительно, Ализбар прежде никогда не видел, но сразу узнал. Чем-то он был похож на весёлого Олле, с шутками и прибаутками посасывающего очередную крысу или незадачливого кролика.
Вокруг Эрмина тоже собрались последователи, большинство из которых облачены в чёрное. Между двумя повздорившими братьями пролегла полоса отчуждения, их приверженцы отличаются цветом одежды, а более - ничем. Зелёные плащи дендромагов надеты и на красноглазых мужчин и женщин с чересчур длинными клыками, а элегантные костюмы, отчего-то напоминающие мундиры, оказались очень к лицу в том числе и голубоглазым блондинам с солнечными улыбками.
– Вы перебьёте друг друга, - напророчил Армин, сложив руки на груди.
– А вы передохнете со скуки, - парировал Эрмин и оперся на чёрную трость с набалдашником в виде головы белого волка.
И оба, синхронно повернув головы, в один голос, будто репетировали неделями, спросили:
– Ирмин, ты с кем?
В перекрестье их взглядов Ализбар, наконец, снова увидел своё отражение. Прошлое или, может быть, будущее.
Мужчина с немолодым суровым лицом задумчиво потёр подбородок, поросший трёхдневной щетиной. И исчез.
Как, впрочем, и все остальные. Ализбар снова стоял по колено в снегу. Зеркало Армина равнодушно блестело, отражая мальчика, сжимающего в руке цветущую огоньками ветку. Юноша поднял её до уровня глаз.
– Никто из вас так и не обмолвился, что я человек, а не фейри.
Большинство резных листочков смущённо посворачивалось в трубочки.
– Олле сильно против был. Ржал всё: сюрпризом будет. Я бы на него плюнул, конечно, что он мне? Но потом подумал... ты ведь всё равно собрался в Зеркало смотреть. Расскажи я, что ты потомственный некромант, которого решили, как волчонка, на сородичей натаскать, ты бы сюда пошёл? Или заранее бы решил, что "это тебе не понравится"?