Холодное зеркало
Шрифт:
– Выходи, Олле, сколько тебя можно ждать?
В дупле шумно завозились, по стволу стрелой метнулась белка.
– О, - удивился Ализбар, - ты пустил к себе жильцов?
– Мы с ней похожи, ты не находишь?
– рыжевато-бурая шевелюра показалась из дупла. Олле весело сверкнул угольками глаз и уселся на ветку верхом.
– Принёс угощение? Какой воспитанный мальчик!
– У меня есть вопрос.
– Ах-ах-ах!
– Олле смешно сморщил кукольное личико.
– А я-то подумал, ты спал и видел, как бы порадовать старого друга перед праздником. Но нет! Всюду корысть и тонкий расчёт,
– Брехливый попугай!
– мастер Сидрик раздражённо отвернулся, едва не свалившись со своей ветви.
– Вопрос как раз по поводу праздника, - сказал Ализбар, нисколько не обидевшись на шутливую отповедь.
– Я спросил у мастера Лигрика, почему наутро после Солнцеворота не принято смотреть в зеркало.
Олле вынырнул из кубка, к которому до этого от души прикладывался:
– Очень интересно! И как же ответил твой загадочный мастер?
– Новой загадкой. Мне кажется, - Ализбар задумчиво покачивал ногой, - он имел в виду какое-то особое зеркало. Или даже Зеркало. Он сказал, что в день после Солнцеворота в нём можно увидеть своё истинное лицо. И оно мне не понравится.
Мастер Сидрик рассмеялся дробным издевательским смехом, Олле, как ни странно, его подхватил. Только красавица Элемиль недоумённо переводила огромные глаза с одного на другого.
Ализбар шикнул, порадовавшись про себя, что на этой развилке всего три крупные ветви: если бы от его заклинания повылазило с десяток-другой ушедших, и все они принялись заразительно гоготать, это привлекло бы ненужное внимание. Юноша запустил в Сидрика кофейным зёрнышком. Старый мастер поймал его на лету и нежно прижал к груди.
– На этот раз надутый индюк перемудрил сам себя, - заявил Олле, выразительным жестом опрокидывая пустой бокал.
– Если бы старый болван видел не одну подёрнутую рябью воду, он бы никогда не стал шутить так в твоём присутствии, мальчик мой, - сказал мастер Сидрик, самодовольно поглаживая бороду.
– Я так и думал, что он, водный фейри, имеет в виду не обычное зеркало, - Ализбар забрал у Олле бокал, а на ветку Сидрика осторожно выложил ещё пять кофейных зёрен.
– Речь шла о зеркале озера? Какого-то конкретного?
– Нет, - Олле неторопливо облизывался, как кошка, - твой Наставник говорил о плите Армина. Правда, на самом деле это вовсе не зеркало.
Он замолк, явно ожидая вопроса.
– Что же это?
– с театральным нетерпением воскликнул мальчик. Он был знаком с Олле не первый день и снисходительно относился к многочисленным условностям, к которым приходилось прибегать при беседе с ним.
– Никто точно не знает, - ответил Сидрик, не дав Олле выдержать патетическую паузу.
– Считается, что дверь. Портал или что-то вроде того. Весьма... специфическое образование.
– Но в самую длинную ночь, - затараторил Олле, торопясь оттянуть внимание на себя, - в ту ночь, когда тьма гуще всего и холод вечной ночи просачивается в разверстые бреши между мирами, плита Армина действительно покрывается льдом. Вроде того, что ты похоронил в песке, помнишь? Только это зеркало не набрано из кусочков, оно абсолютно, совершенно гладкое. И твёрдое, как алмаз. Как его не колоти - даже царапины не оставишь.
– И всё?
– разочарованно протянул юноша.
– Всего лишь большое прочное зеркало?
– Я бы от такого не отказалась!
– напомнила о себе Элемиль, кокетливо поправляя и без того идеальную причёску. Она пыталась смотреться в хрустальный шарик, который подарил ей Ализбар, но результат красавицу явно не удовлетворял.
Сидрик, некоторое время наблюдавший за ней, задумчиво хмыкнул.
– Ты знаешь, как работают зеркала?
– спросил он, обернувшись к Ализбару.
– Солнечные лучи отражаются от тел, - скучающим голосом экзаменуемого ученика начал юноша, - падают на зеркало, отражаются под тем же углом, под которым падают, те из них, что после этого попадают в глаз наблюдателя и интерпретируются как...
– Именно!
– перебил его Олле.
– Сколько условностей! Одни эти солнечные лучи чего стоят! Всего-то один раз разругались с вампирами, и игнорируют их теперь, проходят насквозь, даже не замечают. Ни отражения, ни тени.
– В таком случае, как вампиров вообще видят?
– подозрительно осведомился Ализбар, разбиравшийся не только в зеркалах.
– Глаза тут не при чём, - отрезал насупившийся Олле.
– То, что видят наши глаза, - продолжил за него мастер Сидрик, - вернее, глаза тех, у кого они до сих пор есть, мой мальчик - результат наложения большого количества разнообразных картинок. То, что мы ожидаем увидеть, то, что нам внушали с детства, то, о чём мы мечтаем, то, о чём знаем или думаем, что знаем... сотни, если не тысячи нюансов, помимо собственно солнечных лучей и их скромной ноши. Ты и сам, должно быть, замечал, как меняется восприятие, стоит отведать лишь ложечку зелёного мёда. А за границами Холмов... жизнь там настолько обыденная, серая, что не каждый обыватель отличит вампира от фейри. Характерные особенности, отличающие одного от другого, легко можно скрыть дешёвым флёром затасканных слов.
– Кого ты видишь в зеркале, Ализбар?
– снова встрял вампир.
Юноша не торопился отвечать, обдумывая ответ.
– Начинающего дендромага.
– О, Ализбар!
– с лёгким недоумением воскликнула Элемиль, оторвавшись от созерцания своего искажённого отражения в розовом шаре.
– Какой из тебя дендромаг? Ты ведь даже не...
– Ч-ш-ш-ш!
– Олле тряхнул ветку девушки, Элемиль испуганно вцепилась в неё и, конечно, замолчала. Вампир обернулся к юноше:
– А знаешь, что? Тебе действительно стоит спуститься к корням и перекинуться словечком с Армином. Если уговоришь его пропустить тебя внутрь, сможешь заглянуть в его зеркало завтра утром.
– И увидеть своё истинное лицо, которое мне не понравится?
– надломил бровь Ализбар.
– Как к этому относиться - тебе решать, - мастер Сидрик положил невесомую руку юноше на плечо.
– Но дендромагом тебе действительно не стать. Ты уж не расстраивайся.
– Почему?
– в голосе Ализбара слышалось несгибаемое упрямство.
Олле закатил глаза. Элемиль опасливо покосилась на него и осторожно произнесла:
– Но, милый, дендромаги - это те, кого слушаются растения, к кому слетаются птички, с кем водят дружбу лесные жители...