Холодные мечты
Шрифт:
– Утонченно! – сказала Анжела. – У Лучезара все утонченно!
– Ага! Я такого еще не видал!
Приглушенный свет освещал сцену и площадку возле нее, со столиками для особо важных гостей, – все, кроме одного, одиннадцатого, уже были заняты. Дальше, за площадкой, теснились те, кто тоже являлись гостями, но не были особо важными. Но все, и сидевшие и стоявшие, а так же и те, кто лишь толпился у дверей, были неимоверно красивы. Словно этот концерт являлся каким-то ритуалом, на который не допускали неухоженных, плохо одетых людей. Мужчины были в стильных брюках,
Пока они шли к столику, Доминика прислушивалась к шелесту своего платья, и у нее впервые мелькнула мысль, что, пожалуй, они правильно поступили, что поехали сюда. Что этот чудесный зал, и восторженные взгляды, устремленные на них, она запомнит навсегда. Нет ничего удивительного, что находясь в сильном эмоциональном возбуждении, она не почувствовала, что ее сумочка вновь стала весить меньше, столько же сколько и раньше, когда она лишь заполнила ее всем необходимым для сегодняшнего вечера. Да и молния потом оказалась раскрытой, впрочем, и это тоже осталось без должного внимания.
Они уселись на свои места. Тот час же к ним подскочил официант, убрал табличку «Зарезервировано», разлил шампанское по фужерам, и, сказав, что в любой момент готов к услугам, удалился.
– Хорошо, что танцевать не надо, – неожиданно заявил Савелий. – А то я не умею.
– Надо будет научиться, – мягко, и как-то очень по-взрослому заметила Анжела. – Мы должны хорошо танцевать. Нас ждет много балов и вечеринок.
– Пытался уже, но я того, ногу девчонке сломал, наступил на нее. Она обиделась. – Савелий умолк, погрузившись в печальные воспоминания о том, что обиделась не только девочка, но так же и ее брат с отцом и дядей. Их обида трансформировалась в ружье, стреляющее солью. – Надо будет научиться. Это, обязательно надо.
От одного из соседних столиков повеяло запахом яблок. Прежде они нравилась Доминике, но после этого вечера отношение к ним изменилось, на какое-то время она перестала выносить даже их запах, не говоря уже и о вкусе, столь ярко они служили напоминанием всего произошедшего тогда. Для нее они стали ассоциироваться с ложью, страхом и предательством. Но это случилось позже, а пока она просто вдыхала запах яблок вкупе с сотней других запахов. Пока она наслаждалась краткими минутами счастья. Пока она не знала о том, что должно было произойти.
Анжела, горящими от восторга глазами разглядывала зал, наслаждалась вниманием остальных гостей, но чаще всего, она переводила взгляд на пока еще пустующую сцену, где скоро должен был появиться Лучезар. Бриллиантовый Лучезар!
– Наверное, уже заметили, что нас нет, – пробормотала Доминика.
– Ты хотела сказать, что он уже заметил, что мы пришли? – уточнила Анжела. – Надеюсь, заметил, или ему сказали.
– Кто?
В непонимании девушки уставились друг на друга. Наконец, до Анжелы дошло, что Доминика вспомнила про конференцию и журналистов.
– Не знаю! Какая разница? – беззаботно ответила Анжела, было видно, что это ее ни капли не волнует. Важным было лишь то, что происходило здесь. – Там и без нас смогут хорошо провести время. У них большой опыт в подобных делах.
– Да, конечно, – пробормотала Доминика.
– Я Афанасьичу записку написал, – вспомнил Савелий. – Чтоб они там не волновались.
– Что ты написал?
– Так и написал: «Не волнуйтесь, мы уехали на концерт, вернемся к двенадцати, оделись стильно, ужинать не будем», – ответил Савелий. – Всегда надо поступать правильно и красиво. Нас такому учили!
– Очень мило, – холодно улыбнулась Анжела.
Времени было без пяти семь. Наверняка, Афанасий Афанасьевич уже спустился к журналистам, и отправил какого-нибудь менеджера, вероятней всего Полину, за ними. Может быть, в этот самый момент она стучится в комнату к кому-то, и пока еще не очень беспокоится. А может быть, им уже вовсю названивают на благоразумно выключенные телефоны, пытаясь отыскать, куда же делись непослушные владельцы. Наверное, до взлома дверей и чтения записки дело еще не дошло. Или дошло!
Доминика почувствовала, как внутри у нее все съеживается от волнения, и крепко сжала руки, прикусила нижнюю губу и теребила ее, не замечая того и не в силах остановиться. Ничего, они не делают ничего плохого! Афанасий Афанасьевич легко справится и с конференцией и с журналистами. Да и об их местонахождении, он тоже с легкостью догадается. Наверное, даже отправит за ними машину, чтобы после концерта доставить обратно в резиденцию, да, после концерта, во время самого концерта никого беспокоить не будут. И снова все возвратится на круги своя, с ними проведут беседу, назначенную на сегодняшний вечер, и вновь из них будут делать истинных владельцев Империи. Они погуляют один только вечер, в этом нет ничего плохого.
Надо сказать, что в этот момент Афанасий Афанасьевич направлялся в конференц-зал, обеспокоенный многими вещами, но вовсе не исчезновением владельцев, о котором пока еще не знал, а если бы только узнал, то обеспокоился бы гораздо сильней. И, пожалуй, бы даже отменил встречу с журналистами, но, увы, этого не случилось.
– Девятнадцать часов ровно, – Афанасий Афанасьевич вышел к журналистам.
– Семь часов, – сказала Доминика, взглянув на свои платиновые часики. – Пора бы начинать концерт… как и конференцию.
Ей казалось, что с началом концерта, волнение должно стихнуть. Ее эмоции переключатся, а может в шуме музыке она и вовсе забудет обо всем и даже сумеет отдохнуть. Ведь именно за этим она сюда и поехала.
– Еще рано, – заговорщицким шепотом пояснила Анжела. – Нужно, чтобы все поволновались. Всегда задерживают на несколько минут. Тонкий психологический ход.
Что касается Доминики, то она уже настолько наволновалась, что ее волнения хватило бы на то, чтобы этот и все последующие концерты начинались вовремя. Она сидела и ждала, каждая секунда казалась вечностью. Она не замечала, как зрителей в зале прибавилось, теперь тех, кто занимал стоячие места стало чуть ли не вдвое больше.