Холодные сумерки
Шрифт:
«Ничего себе. Значит, все-таки лапа».
Желание уточнить было почти непреодолимым, но Дмитрий сдержался. Промолчал. И по взгляду, брошенному Ольгой, понял, что прошел пусть маленькое, но испытание.
– Оттуда я столько и знаю. Видишь, все просто. Но до конца дела я там не доработала. Собралась – и махнула на край света. И здесь, на маяке, правда кажется, что ты на самом краю. Шагнешь – и упадешь за край, в пустоту. Здесь можно понимать молчанием, потому что море – это если не все, то многое. Спасибо, что привел меня сюда. Мне нравится.
Помолчав,
– Ну вот, болтаю, как первокурсница. Слушай, а здесь у вас как, парочки в очередь записываются или кто успел, того и маяк?
– Что? – Дмитрий сперва не понял, о чем она, слишком задумался о том, что осталось недосказанным, но что спрашивать было очевидно нельзя. Потом он оглянулся, посмотрел вдоль косы и фыркнул. На берегу стоял мужчина в темной одежде. – Кто успел, тому и повезло. Впрочем, этот пока один, так что мы ему, наверное, не мешаем. Ждет, наверное.
– Или смотрит, – лениво заметила Ольга, отворачиваясь к морю. – Пусть его.
– Пусть, – согласился Дмитрий.
О сторонних мужчинах не думалось вовсе. И даже если к тому бедолаге все-таки присоединится женщина – подождут.
Через несколько минут, обнимая Ольгу за плечи, он все же оглянулся. Мужчины на берегу не было.
«Не повезло, значит. Ну и черт с ним».
Интерлюдия
Он – Скульптор. Он – контроль. Он – высшая сила. Скульптор повторял это как мантру, и это помогало сдерживаться. Он давно привык сдерживаться, даже дома. Рано понял, что, если дать себе слабину, когда никто не видит, рано или поздно сорвешься прилюдно. Но как же это было тяжело. Порой ему казалось, что он понимает часы, старые, на пружинах, которые надо было заводить. Заводишь, заводишь, пружина стягивается, а если перестараться – лопается с тонким звоном. В детстве он любил ломать часы. Легкий хруст механизма – и время останавливается. Именно так он чувствовал себя четыре дня назад.
Именно так.
Он – Скульптор. Он – контроль. Шлюха так и не вернулась. Другие – риск. Большой риск. Скульптор знал, что выдержит еще один день, а больше? Он обязан снова вдохнуть этот запах, увидеть, коснуться. Сломать механизм, лопнуть. Это императив. Это не обсуждается. Он – контроль. Он – высшая сила. Сила. Подхватив со стола листок со схемой, он снова уставился на символы. С ними что-то было не так, но что? Да, магистр Ордена был идиотом, но он – не идиот. Он умен. Он поймет. Все дело в симметрии. Всегда все дело в симметрии и гармонии, даже когда симметрия и гармония, мелодика кажется сбитой. Ференц Лист это понимал.
Положив схему, Скульптор достал из ряда пластинок «Мефисто-вальс» и бережно положил на диск проигрывателя. Включил – и снова уставился на ритуальные символы. Как-то их можно было изменить. Приспособить. Он справится.
Он – Скульптор. Он – контроль. Он – высшая сила.
Глава 4
Дмитрий не мог не признать, что место и время для сделки Вардан с Вахтангом выбрали отлично. На стоянке перед воротами для загрузки товара стояло уже немало машин и грузовичков, и постоянно подъезжали новые, искали место получше, бибикали. Счастливчики открывали кузова и багажники, тащили товар за лотки, над которыми продавцы уже растягивали синие навесы.
Едва увернувшись от мужика, который, ничего не видя перед собой, тащил сразу три ящика с помидорами, Дмитрий решил, что в этот час на рынок можно было бы провести слона, и никто не заметил бы. Ну разве что поругались бы на то, что слона трудно обойти. Одинокий человек же здесь терялся совершенно, если только не стоял столбом или не пытался идти против течения. Нужно было просто поймать ритм.
Смешавшись с толпой, Дмитрий позволил увлечь себя к рядам, где вчера торговал Вардан. На открытом рынке за торговцами не закрепляли мест официально, так что формально каждый мог устроиться где угодно в рамках своей группы товаров, но обычно здесь действовали негласные договоренности. Постоянные продавцы мест практически никогда не меняли, и это было выгодно всем.
Вардан был один и занимался тем, что расставлял по местам ящики, которые явно только что сгрузили с машины абы как, лишь бы побыстрее поехать дальше. На прилавке рядом с весами ждали винограда и прочего товара круглые тарелки.
«Интересно, а если весы проверить, недовес будет?»
Отчего-то казалось, что нет. Этот толстый армянин работал так, что придраться к нему по закону не получилось бы при всем желании. Воплощение честного торговца. Правда, при этом он продавал из-под полы порнографию. Работал ли он скрупулезно честно только потому, что не хотел привлекать лишнего внимания или искренне считал себя хорошим гражданином? Интересная задачка.
– Доброе утро, Вардан, – поздоровался Дмитрий, подходя ближе. – Вот он я, как договорились. Смотрю, товар уже привезли?
«Знаю, что еще нет. Лоток пустует, да и «копейки» его на стоянке нет. Опоздает Ваха к открытию, покупателей растеряет, ужас. Или заболел? Или что-то заподозрил?»
На всех улицах, ведущих к рынку, скучали сотрудники в штатском, высматривая желтые «жигули» и Вахтанга. Игорь, отрабатывая моральный долг, вчера вернулся к родителям Зои и убедил их расстаться с фотографией «милого мальчика».
– Нэт, дорогой. – Вардан вытер потный лоб рукавом и принялся выкладывать на тарелку абрикосы. – Но ты подожди, будет. Эх, а когда ты уходил, такое было! Ворюга сумку срэзал, и бежать. Нэ поймали. Поганое дело, воровство. Торговле мешает. Украсть у людей деньги – они ничего и не купят…
– Вору персик продашь. – Дмитрий прислонился к парапету за прилавком. – Какая разница?
– Нэ скажи, – возразил Вардан. – Вор – он сначала у покупателя украдет, потом у меня. Зачем ему платить? Эх, сам бы поймал да милиции передал. Только как лоток бросишь?