Холодный бриз
Шрифт:
— Это негра что ль? — догадался подполковник, кряхтя, принимая сидячее положение. Отдышавшись, он подобрал слетевшее с головы кепи, стряхнул о колено пыль и обмахнул мокрое от пота лицо. — Ну, ты силен, брат…
— Румынский пан тебе брат! — буркнули из-за спины. — Поговори у меня, диверсант буев! Сидишь — сиди, коль разрешили, а трепаться приказу не было. Вот счас сдам тя, глядишь, перед строем отметят, увольнительную вне очереди дадут, так хоть в город съезжу! — судя по внезапно разговорившемуся с «вражиной» часовому, у парня начался отходняк после короткого боя — вряд ли раньше ему приходилось стрелять в живого человека. Немало повидавшему на своем веку Крамарчуку подобное было знакомо, увы, не понаслышке.
— Ладно, город — вещь хорошая… — согласно кивнул Крамарчук, с жадным интересом осматривая в мгновение ока изменившуюся местность. Столы, вдоль которых он только что шел, почти все оказались перевернутыми, оружие рассыпалось по земле. Под одним из устоявших на месте столов пряталась перепуганная журналистка — подполковник видел ее загорелую ногу в нелепой в данной ситуации босоножке
И поэтому подполковник, судорожно сглотнув, задал тот самый вопрос, который, наверное, задал бы в подобной ситуации любой другой здравомыслящий человек, хоть раз в жизни открывший написанную в жанре альтернативной истории книгу:
— Б…боец… какой сейчас… год?
— Я те поговорю… — начал было тот, но осекся, шарашено глядя на Крамарчука:
— Чё?!
— Год сейчас какой, спрашиваю? — более-менее овладел собой Юрий.
Красноармеец на всякий случай перехватил поудобнее винтовку, не то готовясь к стрельбе, не то собираясь угостить сумасшедшего диверсанта прикладом:
— Ну, это, сороковой, и чё? И вообще, а ну заткни пасть, румынская морда! Отвернулся! Быстро! А то я счас как тя…
— Да какой я тебе румын?! — едва ли не против воли буркнул Крамарчук, тем не менее, послушно отворачиваясь — пересчитывать собственные ребра о мосинский приклад как-то не хотелось. — Свой я. Советский… ну, почти советский…
— Отставить разговоры, — от сквозящего в голосе металла подполковнику ощутимо поплохело. Хрен его знает, почему, но — поплохело. Впрочем, в этот раз оборачиваться он не стал.
— Молодец, Бараков, хвалю. Матерого диверсанта взял. Иди вон там еще глянь, за автомобилем, а этого я сам отконвоирую. Да, вон дамочка под столом сидит, вытащи — и ко мне. Только оружие у нее проверь.
— Слушаюсь, тащ сержнт госдарстной безопаснсти, — по армейской привычке глотая гласные, на едином дыхании выпалил тот, торопливо затопав сапогами куда-то в сторону.
— Ну, вставай, что ли? Пошли? — затылок щекотнул неприятный, но вполне угадываемый стальной холодок. — Счас всех ваших соберут, и поговорим…
— Да я… — Юрий попытался обернуться… лучше б он этого не делал. Холодок в затылке на мгновение исчез, и тут же в голове разорвался, сверкнув перед глазами роскошным огненным всполохом, фугасный заряд от удара рукояткой:
— Встать, сука! Встать! Пошел вперед! Голову нах проломлю! Встал, не оглядываться, бегом пошел! Бегом! Вон туда!.. Бараков, ну что там? Справился? Давай ее сюда. Ух, кака краля. А, ну вперед, вон за этим вот следом. Бегом! Что?! Значит, снимай каблуки и босичком, не зима вроде. Пошли бегом, красавцы, бего-ом.
С трудом сдерживая перемешанную с накатывающей тошнотой и слабостью ярость — впрочем, удар был профессиональный, не до серьезного сотрясения, а так, чтобы немного вразумить, — Крамарчук поднялся на ноги и, пошатываясь, затрусил в указанном направлении. Журналистка — других «краль» он вроде бы не заметил — повизгивая, трусила следом. За спиной раздавались скраденные расстоянием крики и одиночные выстрелы. Затем грохотнула короткая очередь, явно из «Калаша», и еще одна — похоже, местные схлестнулись с выставленной возле КШМ охраной, поскольку боеприпасы были только у двух матерых дембелей, собственноручно выставленных им на пост сегодняшним утром. Подполковник понимал, что это наверняка гибнут его подчиненные, но никаких особых чувств по этому поводу отчего-то не испытывал. Классические «дважды-два» он для себя, как ни странно, уже сложил, и, несмотря на гудящую от удара пистолетной рукояткой голову, примерно представлял, что произошло.
К своему ужасу представлял…
Вообще-то, старшина Серега Маклаков уже был полновесным дембелем, и еще в мае должен был трястись в самом желанном для всех срочников поезде в направлении родной Ясиноватой. Но тут случились эти трижды долбаные маневры, и командование решило несколько иначе. Нет, их, конечно, ни к чему не принуждали, просто очень настойчиво просили, тем более, что соответствующий приказ, как выяснилось, уже был готов и подписан министром обороны еще в апреле. Командование стояло на ушах, отменить «Си-Бриз» мог теперь разве что лично Президент или Верховная Рада, а, значит, нужны были люди, сполна вкусившие армейской романтики и, главное, способные держать в узде многочисленный молодняк. В принципе, Маклаков особо и не спорил, понимая, что в родном шахтерском городке ему ловить особо нечего, а здесь он, как ни крути, фигура. Еще бы, отличник боевой и политической, разрядник, к Крамарчуку чуть ли не с ноги дверь открывает… ну, утрируя, конечно, Юрий Анатольич мужик крутой, за подобные шутки может и наказать. Причем, не нарядами вне очереди, ясное дело, а по-свойски, то есть — по морде. Короче, маневры — маневрами, но оказался сегодня дембель Серега на боевом посту. В самом, что ни на есть, прямом смысле: с АК-74 в руках и на ступеньке кунга особо охраняемой КШМ с боеприпасами к сегодняшнему шоу под гордым названием «огневая подготовка и отстрел образцов оружия и вооружений». Ну, а «на ступеньке», поскольку у настоящего дембеля, как известно, всегда болят натруженные праведным трудом ноги, и стоять ему по-определению не положено. Стоять молодые или духи должны, а они с Витей — закадычным друганом-земелей из Донецка — только сидеть, а еще лучше лежать. Он тут, Витек — в кабине. Раз в полчаса менялись, поскольку дерматиновое водительское сиденье все-таки мягче, нежели вышарканные сапогами стальные ступени. Правда, с выданным боекомплектом подпол что-то перемудрил, выдав на два ствола всего три снаряженных магазина, два в подсумке, третий в автомате. Впрочем, на 105-ю статью Устава гарнизонной и караульной службы дембелям было глубоко наплевать, а поскольку старослужащему ходить (ну, или, допустим, сидеть в кабине) с пустым автоматом явно западло, БК был втихаря поделен. Но куда больше, нежели важность момента и доверие командования, суровые души дедов грел факт обладаниями двумя свежестыренными стограммовыми флаконами «Септола». Или девяносто шестой спиртяшки, если не умничать и на наклейку бутылочки не глядеть. Набег на палатку медслужбы провели ночью и по всем правилам разведческой науки, а почему взяли так мало? Так исключительно из чувства здравого смысла, то есть, чтоб не нарываться: вечно слегка поддатый майор с «тещей и бокалом» в петлицах в жизни не заметит пропажу двух бутылочек спирта, а им на вечер хватит. Сменятся, да и отметят начало маневров. При правильном разведении — считай, по двести пятьдесят примут. Нормально? Вполне. И не упьются, и выхлопа особого не будет, и на душе хорошо станет, тепло и уютно. Словно в плацкарте того самого дембельского поезда, где все проводницы, как известно, прелестны и безотказны, словно… подобрать подходящее определение «прелестности и безотказности» проводниц Серега не успел, грубо вырванный из счастливой реальности последних дней службы. Ступенька под задом ощутимо дрогнула, сбрасывая замечтавшегося дембеля вниз. Автомат вырвался из рук и шлепнулся, лязгнув, в траву. Распластавшийся на земле Серега коротко, но весьма эмоционально, выматерился и быстро поднялся на ноги, подтянув за ремень АК. Хоть бы молодняк ничего не заметил, вот позору-то будет — заслуженный «дедушка» задремал, да едва нос об землю не расквасил! А уж если Крамарчук прознает… ох, да ну его нафиг! Из кабины, скрипнув водительской дверцей, выглянул заспанный Родионов:
— Серег, ты чё? Чего машину трясешь, дедушке спать мешаешь? — Витек спрыгнул на землю и сладко потянулся, поддернув на плече автоматный ремень. — Перекурим, что ль?
Дембель неспешно вытащил сигареты, протянул пачку другу:
— А чё это молодняк разбегался? — он кивнул куда-то за спину Маклакова. Внезапно его глаза заметно округлились:
— Охренеть! Глянь, эти уроды палатки завалили! Все до единой! Во прикол! Ну, все, Крамар их уроет! Пипец молодым, теперь до самого дембеля будут ротный нужник чистить!
Серега непонимающе оглянулся и застыл, пораженный невиданным зрелищем: установленные позавчера палатки все до единой были повалены, а некоторые и вовсе висели на ветвях деревьев. Деревьев, которые еще несколькими минутами раньше стояли куда дальше от кромки тренировочного поля! Будучи просто не в состоянии осознать увиденное, он автоматически затянулся, тут же выронив сигарету в ответ на раздавшийся откуда-то сбоку срывающийся на фальцет крик:
— Бросай оружие, стрелять буду!
Два года срочной даром все-таки не прошли, и оба дембеля отлично знали, что бросать оружие и уж тем более стрелять в подобной ситуации должен как раз кричащий, поскольку «часовой есть лицо неприкосновенное», а часовыми сейчас являлись именно они. Коротко переглянувшись, бойцы раздались в стороны, падая в положение для стрельбы с колена, Серега слева, окончательно проснувшийся Витек — чуть правее. Коротко щелкнули, опускаясь вниз планки предохранителей, лязгнули затворные рамы, досылая в казенники первый патрон. И только произведя эти заученные до автоматизма действия, парни разглядели кричащего, щуплого паренька в вылинявшем хэбэ и пилотке, с непомерно длинной винтовкой в руках. Направленной, между прочим, не куда-нибудь, а в сторону обоих «неприкосновенных лиц».