Холодный огонь
Шрифт:
— Я это чувствую, Холли. Знаю так же, как узнаю о других вещах. Но мы не можем назначить время откровения. Не можем просить Бога или того, кто за всем этим стоит, беседовать с нами только в течение рабочего дня. Необходимо запастись терпением и ждать. Холли вздохнула:
— Хорошо, если ты так думаешь — Звон колокольчиков заставил ее замолчать на полуслове. Это был тихий серебряный звук, нежный и удивительно мелодичный, длившийся всего две-три секунды. Под тяжелыми каменными сводами легкий веселый звон мог бы показаться неуместным, но он разбудил в Холли мысли о грехе, раскаянии, искуплении.
Все
Колокольчики затихли.
Она повернулась к Джиму и увидела, что он улыбается.
— Что это?
— Надо же, — удивленно сказал он. — Как я мог об этом забыть?
Колокольчики ожили, и их серебряный звон наполнил комнату.
— О чем? — спросила она— О колокольчиках?
— Нет, — ответил он, когда звук снова умолк, и после некоторого колебания добавил:
— Звон идет из камня.
— Камень звенит? — удивилась Холли. Когда колокольчики зазвенели в очередной раз, она прошлась по комнате, поворачивая голову во все стороны и прислушиваясь. Ей и в самом деле показалось, что звенят известняковые стены, и не в каком-то одном месте, а сразу отовсюду, как будто в каждом камне спрятан колокольчик.
Холли сказала себе, что камни так не звенят. Впрочем, мельница — необычное здание и, возможно, имеет странную акустику. В старших классах они ездили в Вашингтон, и во время экскурсии по Капитолию им показали место, откуда слышны слова, произнесенные шепотом в другом конце огромного зала. Благодаря хитрым особенностям архитектуры звук усиливается и, отражаясь от высокого купола, передается на расстояние. Может быть, им встретился похожий эффект. Если источник звука находится в дальнем углу комнаты первого этажа, не исключено, что акустика передает звон по всему зданию. Подобное объяснение соответствовало законам логики и понравилось ей больше, чем странная идея о магическом звенящем камне. Однако уже в следующий миг Холли спросила себя, кто и зачем тайно звенит колокольчиком. И не нашла ответа.
Она прижала ладонь к стене.
И почувствовала слабые колебания в холодном известняке.
Колокольчики замолчали.
Стена перестала вибрировать.
Они ждали.
Поняв, что звон не возобновится, Холли спросила:
— Когда ты узнал о колокольчиках?
— Мне было тогда десять лет.
— И что происходило, когда они звенели? Что это значило?
— Я не знаю.
— Но ты сказал, что только что вспомнил об этом.
Глаза Джима блестели от волнения:
— Да, я вспомнил этот звон. Но не знаю, откуда он идет и что за ним следует. Хотя думаю… это хороший знак, Холли. — Его голос прервался. — Должно случиться что-то очень хорошее, что-то… удивительное.
Холли чувствовала себя подавленной. Несмотря на мистику, окружавшую жизнь Джима, и ее собственные ночные кошмары, она ехала на ферму в надежде найти логическое объяснение странным событиям
— Но, Джим, как ты мог забыть такую необычную вещь, как звенящие камни, да и все остальное, что случилось с тобой на ферме?
— Не знаю. Просто забыл. Возможно, меня заставили забыть.
— Но кто?
— Сила, которая заставляет камни звенеть и стоит за всем, что случилось в эти дни. — Он направился к открытой двери. — Пойдем. Надо привести комнату в порядок и перетащить вещи. Закончим и будем ждать, что произойдет дальше.
Холли пошла за ним, но остановилась на пороге, глядя, как он спускается по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Точно мальчишка, возбужденный предстоящим приключением. Все дурные предчувствия и опасения Джима испарились, как капли воды, попавшие на раскаленную жаровню.
Его постоянная и неожиданная смена настроения больше всего выбивала ее из колеи.
Почувствовав шевеление над головой, Холли взглянула вверх. От двери к потолку тянулась огромная паутина. Толстый лоснящийся паук, темный, как сгусток крови, пожирал бледную моль, которая слабо трепыхалась в его длинных мохнатых лапах.
Глава 4
В ход пошли щетка, совок, ведро с водой и тряпки. Джим купил даже моющее средство для окон, а в доме нашлась бумага. Когда они соскребли грязь со стекла, комната стала светлее и приобрела жилой вид. Холли убила паука над дверью, потом еще семь и успокоилась только после того, как, исследовав с фонарем все темные закоулки, убедилась, что ей ничто не угрожает.
Конечно, первый этаж кишмя кишит пауками, но об этом она решила не думать.
К шести часам солнце стало клониться к земле, но в комнате было еще достаточно светло, и они не стали зажигать лампу. Рассевшись по-турецки на спальных мешках перед термосом-холодильником, они принялись за гору толстых бутербродов, чипсы и сыр, запивая свой роскошный ужин ледяной пепси-колой. Хотя Холли не обедала, она совсем не думала о еде и только сейчас почувствовала, как проголодалась. «Болонья» с сыром и белым хлебом, приправленная горчицей, словно таяла во рту. Холли по-ребячески радовалась, что все так вкусно и хорошо, как в счастливые времена ее детства.
Они почти не разговаривали. Молчание и раньше не рождало в них чувства неловкости, а в этот момент даже самый интересный разговор явно проиграл бы в сравнении с вкусной едой. Впрочем, молчание объяснялось и другой причиной. Холли просто не знала, о чем можно говорить, сидя на чердаке старой мельницы и ожидая встречи с неведомым. Любой светский разговор при таких странных обстоятельствах казался бы неуместным, а обсуждать серьезные дела и вовсе смешно.
— Знаешь, у меня какое-то дурацкое чувство, что мы тут сидим, а зачем — и сами не знаем, — наконец произнесла она.