Холодный путь к старости
Шрифт:
Даже самый великий праздник, еще остававшийся праздником, День Великой октябрьской революции, Алик отмечал, фальцуя газету.
Слово «фальцовка» ничего не говорит читателю газеты, который привык раскрывать многостраничную газету, не вдаваясь в размышления по поводу того, как газетные листы оказываются в газете в порядке страниц. В солидных типографиях эту операцию делает печатный станок или специальная машина. В редакции газеты маленького нефтяного города, где помещения должны, по логике, с трудом вмещать все имеющееся оборудование из-за кажущегося переизбытка нефтяных денег, складку листов выполняли вручную. Вначале листы перегибали, как свертывается пополам денежная купюра, потом вбрасывали друг в друга.
Куда уходили нефтяные деньги? –
Фальцовка – работа дурная. Через несколько часов Алик чувствовал себя опустошенным и отупевшим. Только пиво или водка помогали завершить тираж, иногда – Роза, приходившая проверить, чем занимается муж. К финалу фальцовки Алик обычно покачивался от усталости и опьянения, размышляя, что все беды от забывчивости: оттого, что забываются детские мечты. Это понимание позволило передать под авторство Жени Рифмоплетова следующий стих:
Не думайте, что склонность странно мыслить
Не изменяется в течение всей жизни.
Она зависима от очень тонкой меры
Между работой элементов тела
И высших составляющих эфира,
Цена которым – половина мира.
Как сохранить пропорцию стабильной
И силам разрушенья непосильной?
На то дана свобода нам как средство,
И чудеса…и ощущенья детства.
Колдобистая дорога, фальцовка до умопомрачения, как неприятные на вкус удобрения на плодоносящие поля, падали на душу Алика, и из этой души что-то произрастало в присутствии общественной необходимости данного интеллектуально-растительного продукта. Кто-то в добавочном к «интеллектуально» слове «растительного» увидит намек на недеятельное «растение» или, того хуже, «овощ» как повод для соотнесения состояния Алика с состоянием душевнобольных людей, и в чем-то будет прав. Но не в том смысле, что Алик стал недееспособен и принялся ходить под себя, а в том смысле, что он стал игнорировать многие суетные радости бытия, как, например, посещение увеселительных мероприятий или ежедневный покер. Он даже отказывался от желудочно-телесных, имущественно-денежных радостей в пользу увлекательной работы над текстами, будь то стихотворение, журналистская статья или художественная проза.
Мало того, что он много работал, он был явно талантливым человеком, умел видеть в обычном – необычное, в привычном – особенное. Очень быстро он стал известным журналистом в маленьком нефтяном городе, фамилию которого читатели искали в свежей газете в первую очередь и, если не находили, то со вздохом разочарования отправляли газету в помойное ведро. Хотя что такое известность среди нескольких тысяч человек, даже среди нескольких десятков тысяч, в мире, где живут миллионы, миллиарды? Ничто! Но когда Алик задумывался над этим, то неизменно приходил к одному и тому же выводу: данная известность, пожалуй, ничуть не меньше, чем известность Шекспира в шекспировское время. Поэтому надо благодарить судьбу, что тебя хоть кто-то любит и, что самое главное, читает. Поэтому свои маленькие триумфы в маленьком нефтяном городе Алик воспринимал восторженно. Хотя не обходилось без казусов.
В маленьком нефтяном городе в честь десятилетия был объявлен конкурс на лучшее стихотворение, посвященное городу. Алик, как мы знаем, пописывал стихи и осмелился попытать счастья. Он стоял на одном из немногих незастекленном балконе своей квартиры в мощном овчинном тулупе и рыжей собачьей шапке и смотрел на ночные дома, горящие прямоугольники окон. И тут ему пришли на ум строки:
Вот и вырос северный город
Среди сосен, ветров и болот,
Как мальчишка, он весел и молод,
По мужицки работой живет.
Нефть выходит незримой рекою
Из промерзшего тела земли,
И чудесно горят над тайгою
Не огни факелов…, а зари!
Первозданная радость рожденья
Не угаснет в крови тех, кто смел.
Стройка здесь – это адское зелье:
Тяжкий труд и стихии удел.
Через пот, через грязь, через маты,
Ненадежную почву болот
Пролегают дорожки до кладов
Крайних северных – крепких широт!
Это была смесь эмоций, знаний и того состояния, когда говорят: понесло. Многие поэты утверждают, что им кто-то нашептывает слова. Алик ничего подобного не испытывал. Он сочинял, как изобретал, с желанием сказать точно и ново… Он выиграл конкурс, но волею судьбы, словно в отместку от проигравших поэтов маленького нефтяного города, в особенности от тех, кто слышит слова, получил в подарок голубой женский зонтик. Алик слегка обиделся, поменял зонтик на часы и забыл. Все ж основным его призванием была журналистика, расследования…
БУЛОЧНИК
«Святое – хлеб, но не булочник»
«…У граждан города увеличивается количество огнестрельного оружия и боеприпасов. Вооружаются все. Появился ряд частных охранных предприятий. Многие руководители города, игнорируя возможности служб ГОВД, прибегают к услугам частных охранных формирований. Всем в городе известно, что в настоящее время следственным отделением расследуется уголовное дело по обвинению лиц в совершении ряда преступлений так называемой группы «спортсмены». Арестованы руководители группы Богомолов, Кистеров, Коркешко, Шустов и другие. Приходится только удивляться, как успевал Кистеров П. В. справляться со своими обязанностями, работая одновременно инспектором службы безопасности НГДУ, инспектором службы безопасности «Альфа», маляром-строителем 3 разряда. Имеют место недоработки со стороны муниципальной милиции – все эти лица имели разрешения на огнестрельное оружие.
Сколько в городе совершается должностных преступлений, непорядок в документации, злоупотребления, халатность, – а кого за это наказывают? Единицы. Я считаю, что прокуратура нашего города не осуществляет влияния на предприятия, организации города. Нарушают законодательство руководители. Видя, что все им сходит с рук, не преминет рискнуть и простой рабочий. Происходит разложение морали…»
Алик обедал и читал газету маленького нефтяного города, которую он называл своей, но едва отложил ее в сторону, как заметил, что от откушенного им хлеба тянутся белесые волокна, похожие на нити паутины.
«Заплесневел, – подумал. – Не страшно. Из плесени пенициллин мастрячат – лечебно».
Он взял хлебный мякиш, раскатал и удивился тому, что тот податлив, как пластилин, а волокна тянутся и липнут. Тогда он схватил буханку и принялся ее внимательно разглядывать.
– Точно хлеб – всему голова! – ругнулся. – Только такой серый, непропеченный, порченый хлеб и может служить головой тому, что происходит вокруг…
На хлебозаводе Алика удивительно тепло встретил главный пекарь Коновалов, сравнительно высокий лысоватый человечек в белом халате. «Словно врач», – подумал Алик и показал подозрительную буханку. Коновалов не побледнел, а радушно предложил чаю со свежими булочками, аппетитно золотившимися за стеклянными дверцами шкафа. За чаем он разговорился о хлебе, легко, как о пустяковине, не стоящей крошек, рассыпанных по обеденному столу: