Холодный викинг
Шрифт:
— Это плохо или хорошо?
— Кто знает? — пожал плечами Торк. — Зависит от настроения ярлов… или Зигтрига. Нужно ли предупреждать, чтобы ты постаралась ничего не натворить до суда?
Руби кивнула. Торк, казалось, хотел еще что-то сказать, но передумал и отошел к приятелям.
Сначала собрание обсудило предложение короля Ательстана выдать замуж за Зигтрига свою сестру. Зигтриг, выглядевший поистине величественно в фиолетовой тунике, расшитой драгоценными камнями, и золотом обруче на голове, походившем на корону, провозгласил:
— Люди добрые, я объявляю о своей помолвке с сестрой саксонского
По толпе пробежал шепоток протеста.
— Нет, не думайте, что я хочу этого союза, но меня убедили, что так будет лучше для всех викингов к Нортумбрии.
Зигтриг подчеркнуто взглянул на Торка, стоявшего в первом ряду, и перечислил выгоды этого брака, о котором ему говорил Торк.
Собрание решило, что представитель короля должен посетить церемонию коронации Ательстана в начале сентября в Кингстоне, где и будет решено, когда назначить день встречи между двумя королями и дату свадьбы в январе, в городе Темворте.
Затем собрание перешло к разрешению всяческих споров и ссор — множества дел от несогласия из-за собственности до обвинения в убийстве. Руби зачарованно слушала, хотя Ауд давно удалилась к себе в шатер передохнуть.
Суть каждого дела громко объявлялась с возвышения, чтобы мог слышать каждый. Стороны приводили с собой свидетелей или сторонников. Толкователь законов действовал как арбитр, передавая вопросы от короля и ярлов, как, впрочем, и от всех собравшихся. Голосовали не поименно и не поднимая руки, а бряцали оружием. Виновная сторона обычно должна была выплачивать пеню золотом, серебром, шерстью или скотом. Пеня за убитого раба была куда меньшей, чем за гесира. За набеги на землю соседа викинг мог быть изгнан из общины и лишен всей собственности. Если он не подчинится приговору, каждый имел право убить его.
— Нравится тебе наш альтинг? — спросила Бернхил, садясь на траву рядом с Руби.
— Бернхил! Как я рада снова увидеть тебя!
На любовнице короля было яркое платье из красного шелка, подходящее скорее для празднества, чем для сегодняшнего случая. Золотые браслеты и броши, усаженные изумрудами и рубинами, сверкали на солнце, а на голове переливался узкий золотой обруч, как у королевы.
— Здесь очень интересно, — призналась Руби. — Не могу поверить, что у викингов такая сложная система правосудия.
— Мы всегда уважали законы. Почему ты думала иначе?
Руби улыбнулась, не отвечая на вопрос, и обняла Бернхил за плечи, только сейчас поняв, как скучала по подруге.
— Ты продолжаешь бегать по утрам?
— Да, и теперь пробегаю в два раза больше, чем мы с тобой.
— Четыре мили! Неплохо!
— Странно, но я пьянею от бега, почти как от хорошего вина. Не знаю, почему люди не увлекаются этим.
— Это называется «кайф бегуна», — сообщила Руби со смешком.
Бернхил, явно не поняв, улыбнулась и пригласила Руби на обед. Виджи, конечно, пошел следом. Руби жадно рассматривала окружающее. Слуги жарили туши свиней и оленей на открытом огне. Рабы бросали в выложенную бревнами яму куски мяса, ягоды можжевельника, семена горчицы, чеснок и другие травы; внизу на раскаленных камнях кипела вода. Мужчины готовились к вечерним соревнованиям — поднятию тяжестей, борьбе, скачкам и метанию копья, поединкам на мечах, лучники натягивали тетивы. Ремесленники и торговцы расставили столы с товарами, где было все — от резных гребней до шелковых восточных шарфов и дорогих янтарных бус.
— Что, по-твоему, меня ждет на альтинге? — наконец спросила Руби, усевшись вместе с Бернхил в большом шатре на краю поля.
— Вряд ли тебя приговорят к смерти, разве только у кого-нибудь найдутся доказательства того, что ты шпионка. Тогда никто не сможет тебя спасти.
Позже, когда Руби и Виджи вернулись в свой шатер, оказалось, что альтинг закончился. Торк, Дар и Селик, мальчики и две дюжины гесиров собирали полотенца и мыло, чтобы искупаться в ручье перед ужином и вечерними развлечениями.
Селик шагнул к Руби, но Торк схватил его за шиворот и потащил за собой.
— Клянусь Одином, ты сломаешь мне шею, — прохрипел Селик.
— Лучше, чем другую часть твоего тела.
Селик оглянулся на Руби и театрально закатил глаза.
— Веди себя, как подобает взрослому, — прорычал Торк.
После их ухода Руби и Ауд переглянулись.
— Кажется, моему внуку попала под кожу заноза. Ведет себя, как жлоб.
— Вижу, тебе понравилось это слово, — засмеялась Руби.
— Да, почти как «проклятая шовинистская свинья». Но Дар терпеть не может, когда я так говорю. Поэтому я упражняюсь на слугах.
Глаза пожилой женщины лукаво сверкнули.
Вечером, когда семейство направилось к шатрам, насладившись сказаниями скальдов, Руби немного отстала, чтобы поговорить с Торком.
— Что тебе? Разве Селик занят? — прорычал Торк.
— Не будь ослом, — покачала головой Руби, втайне довольная ревностью Торка. — Неужели веришь, что я хотела бы стать очередной жертвой Селика?
Торк немедленно понял, о чем она, и рассмеялся.
— У тебя просто дар, девушка, рассеивать мое дурное настроение. И все твоя дурацкая игра слов. Какую проделку ты теперь задумала?
— Я и вправду придумала то, что, вероятно, может спасти меня на альтинге, — с надеждой призналась Руби.
— И что же это, интересно? Остается молиться, что этот план не включает меня, — настороженно улыбнулся Торк, зная, что Руби вполне способна удивить его.
— Не ехидничай. Просто я решила, что, если в Джорвике есть христианские церкви, я могла бы искать у них защиты. Я читала об этом в исторических романах.
— Стала бы монашкой? — осведомился Торк, расхохотавшись. Дар и Ауд оглянулись, желая узнать, что так позабавило внука, но тот лишь махнул рукой.
— Так и вижу тебя в черном одеянии, под которым та самая грация. Да все святые в гробах перевернутся!
Торк снова захохотал и начал объяснять Дару причину столь странного веселья. Когда старик присоединился к внуку, Руби переглянулась с Ауд, и обе объявили:
— Жлобы!
И тут же сами раскатились смехом.
Прошло четыре дня, прежде чем Руби предстала перед судом. К этому времени ее трясло от страха, по каждому поводу она разражалась слезами, особенно наблюдая жестокие наказания. У шести воров отрубили правые руки, забили камнями изменницу, обезглавили раба, убившего своего господина. Руби упорно отказывалась присутствовать на казнях, и хотя Ауд соглашалась с тем, что наказание слишком тяжело видеть, однако не понимала гнева Руби, поскольку преступников судили «справедливо».