Холодный зной
Шрифт:
Но иногда она не понимала, почему они отвернулись от нее. Ее подруга Бренда, с которой они работали вместе, время от времени навещала семью О’Донохью. Ей не составляло труда поохать и покачать головой над глупостью их дочери Норы. Бренда пыталась убедить Нору, как необдуманно она поступила, последовав за Марио в деревню и тем самым испортив отношения с семьей.
Бренда всегда была желанной гостьей в доме родителей Норы. Именно от нее Нора узнала о том, что у нее родились племянники и племянницы, о продаже трех акров земли и о покупке маленького трейлера, который теперь прицеплен к машине отца и матери. Бренда рассказала в письме, как много старики смотрят телевизор и
Бренда пыталась убедить их написать письмо Норе. Должно быть, ей очень одиноко там, и письмо из дома будет для нее большой радостью, но они только смеялись и говорили: «О нет, леди Нора совсем не одинока; ей отлично живется на Сицилии, и такая жизнь, видимо, ей по душе; ведь, наверное, все сплетничают о ней, и ее репутация погублена навеки».
Бренда была замужем за человеком, над которым они с Норой подсмеивались много лет назад, а что было тому причиной, сейчас даже и не вспомнить. Его звали Пиллоу Кейс. У супругов не было детей и сейчас они оба работали в ресторане. Патрик, как жена звала Пиллоу Кейса, был шефом, а она менеджером. Хозяин заведения в основном жил за границей, и потому весь ресторан был на них. Она говорила, что было бы здорово иметь свой собственный ресторан, но без финансовых проблем. Казалось, ее все устраивало, но, возможно, она чего-то и недоговаривала.
Нора конечно же никогда не рассказывала Бренде о том, как все складывалось на самом деле в местечке, еще меньшем, чем их деревушка в Ирландии. Ее любимому требовалось увиливать и выкручиваться, чтобы приходить к ней, а со временем он все меньше и меньше предпринимал усилий, чтобы найти для этого возможность.
Нора писала, что живет в красивой деревушке Аннунциата с белыми домиками, и у каждого дома балкон из кованого железа, завешанный горшками с геранями и петунией. А при выходе из деревни — ворота, около которых можно постоять и полюбоваться долиной. И церковь — очень красивая, и много прихожан ходит в нее.
Марио и Габриела по утрам торопились в местный отель, где готовили ленчи для гостей и отлично справлялись с этим.
Все в деревне были довольны. Например, прекрасная синьора Леонэ продавала открытки и маленькие картинки с изображением церкви, а ее лучшие друзья Паоло и Джанна тушили мясо кролика в маленьких глиняных горшках и таким образом зарабатывали на жизнь. Люди продавали апельсины и цветы, разнося их в корзинках. Синьора также подрабатывала тем, что вышивала носовые платки и столовые салфетки, а для англоговорящих туристов проводила небольшие экскурсии. Она водила их вокруг церкви и рассказывала ее историю, а потом показывала на долину, где проходили сражения и, возможно, были римские поселения.
Нора не считала необходимым рассказывать Бренде о пятерых детях Марио и Габриелы, которые с подозрением, угрюмо смотрели на нее своими большими темными глазами. Они были слишком малы, чтобы знать, кто она и почему ее ненавидят и боятся.
Бренда и Пиллоу Кейс не имели детей, и поэтому их не могли интересовать эти красивые неулыбчивые сицилийские ребятишки, которые со ступенек своего семейного отеля заглядывали в маленькую комнату, где Синьора обычно сидела и что-нибудь вышивала.
В деревне ее звали просто Синьора. Она назвалась вдовой, когда поселилась там. Кстати, имя Синьора имело такую схожесть с ее настоящим именем Нора, что ей казалось, будто ее так всегда и звали.
В местечке, где она жила, не было ни кинотеатра, ни дискотеки, ни супермаркета, и даже местный автобус ходил нерегулярно. Но здесь она любила каждый камушек, потому что Марио жил здесь и работал, и пел в отеле, и растил своих детей, и улыбался, заглядывая в ее окно. А она снисходительно кивала ему, не замечая, как проходят годы.
Они не забыли те времена в Лондоне, когда их обоих обуревала страсть, и Марио конечно же помнил, как по ночам пробирался в ее постель, открывая дверь своим ключом. А теперь он крался по темной площади к ее дому, когда его жена спала. Она знала, что не стоит ждать его в лунную ночь, потому что слишком много посторонних глаз могли заметить крадущуюся фигуру Марио и узнать, что он изменяет своей жене с иностранкой, с очень необычной иностранкой, у которой большие глаза и рыжие волосы.
Время от времени Синьора задавалась вопросом, а не сумасшедшая ли она? По крайней мере, в глазах своей семьи и почти всех жителей деревни именно такой она и была.
Другая женщина давно бы отпустила его и устроила бы свою судьбу. В 1969 году, когда Нора уехала с ним, ей было всего двадцать четыре, а сейчас уже перевалило за тридцать, а она все вышивала и улыбалась, и разговаривала с сицилийцами, но никогда в публичном месте не могла заговорить с человеком, которого любила. Все то время, пока они жили в Лондоне, он просил ее выучить итальянский, объясняя, как этот язык красив и благозвучен, и она учила, в свою очередь говоря ему, что он тоже должен изучать английский, потому что они могли бы открыть небольшую гостиницу в Ирландии. И все время Марио смеялся и говорил, что она его рыжеволосая принцесса, самая красивая девушка в мире.
У Синьоры были воспоминания, прочно засевшие в голове, от которых никуда не деться.
Она не вспоминала о том, как взбесился Марио, когда она последовала за ним и спрыгнула с автобуса, узнав по описанию маленький отель его отца. Его лицо было таким суровым, что ей даже страшно вспоминать об этом. Он показал ей на фургон, припаркованный за отелем, шепнув, чтобы она спряталась в нем. Он мчался на бешеной скорости, даже не притормаживая на поворотах, а потом неожиданно съехал с дороги в оливковую рощу, где никто не мог их увидеть. Она хотела прижаться к нему, потому что соскучилась за время своего путешествия, но он оттолкнул ее и показал вниз на долину.
— Видишь эти виноградники, они принадлежат отцу Габриелы, а вон те — моему отцу. Всегда было известно, что мы поженимся. Ты не права, что приехала, у меня могут возникнуть большие неприятности.
— У меня есть одно-единственное право. Я люблю тебя, а ты любишь меня. — Это было так просто.
— Ты не можешь обвинить меня, что я был нечестен с тобой, я обо всем тебе рассказал.
— Но когда мы лежали в одной постели, ты не говорил о ней, — жалобно проговорила она.
— В таких ситуациях никто не говорит о других женщинах, Нора. Будь благоразумна, уезжай, уезжай домой, возвращайся в Ирландию.
— Я не могу ехать домой, — ответила Нора просто. — Я буду там, где ты. Это уже решено, я останусь здесь навсегда.
Так и произошло. Постепенно Синьора стала частью жизни деревушки Аннунциата. Нельзя сказать, что ее приняли окончательно, так как никто точно не знал, почему она здесь, а ее объяснения, что она любила Италию, было недостаточно. Она жила в двухкомнатном доме, стоявшем на площади. Платила за него совсем мало, потому что ухаживала за пожилой парой, которой принадлежал дом, по утрам приносила им кофе и ходила за покупками для них. К тому же с ней не было проблем. Она не водила к себе мужчин и не пила в барах. Каждую пятницу утром она преподавала английский язык в местной школе, вышивала маленькие салфетки и несколько раз в месяц отвозила их в город на продажу.