Холодок
Шрифт:
Усталость прошла очень быстро, и появилась новая проблема… ну, да, хоть внешне мы и выглядели, как девушки – не подкопаешься, но наши… эээ… первичные половые признаки никуда не делись. Заняться сексом захотелось со страшной силой, но вряд ли бы дядюшка Киш-Миш заценил бы, если бы его купальню использовали бы по этому назначению.
Поэтому мы быстренько завернулись в громадные полотенца – настоящие простыни, ей-богу, и быстренько вернулись в свою комнату. Настроение и желание у нас не пропало, поэтому мы быстренько оглядели комнату, никого в ней не обнаружили – где шлялся Мурик, было совершенно непонятно, а Мит-каль с Дин-суром ушли к себе – предусмотрительно заперли дверь…
Мы стали жадно целоваться – так, словно в последний раз, потом начались более откровенные ласки, а потом Антошка пробормотал:
– У тебя… то есть, у Кинайи… где-то в сундучке крем был… скользкий такой…
Я сначала не понял, а потом сообразил, что он имеет в виду, и меня бросило в жар пуще прежнего:
– Ты хочешь… - вырвалось у меня.
– Ага, - без тени стеснения ответил Антошка, - очень хочу. Больше всего на свете хочу… стать твоим, Холодок.
Честно, до меня не сразу дошло. А когда дошло… Мне просто снесло башню. Помянутая Антошкой коробочка отыскалась «на раз», крем действительно был прохладным и очень скользким, и я приступил к воплощению теоретических знаний в практику. Мне наша первая ночь запомнилась какими-то фрагментами. Помню, как стонал Антошка, когда мои пальцы оказались у него внутри… Как больше всего на свете я боялся причинить ему боль… как это мешалось с совершенно нестерпимым возбуждением… как я осторожно входил внутрь его расслабившегося тела… и как там было узко… как Антошка сам задвигался, постанывая, навстречу мне, и я почти задохнулся в вихре острых ощущений. До боли, до судорог… помню наше дыхание – рваное, сбитое, капельки пота, выступившие на Антошкиных висках… и огромное наслаждение, которое посетило меня. Такого я не испытывал никогда.
Некоторое время мы просто лежали, обнявшись, я прижимал к себе Антошку и тихо шептал, что люблю его, а он просто кивал и улыбался. И мне пришло в голову, что я готов умереть ради этой улыбки. Мне не кажется. Я действительно люблю Антошку. И если кому-то это не нравится – пусть гуляют лесом. Неважно, в каком мире.
Потом Антошка задремал, а я оттащил в сторону испачканные простыни – хорошо, что в номере были и свежие – вытер его мокрым полотенцем и, как мог, поправил постель, всерьёз задумавшись, что делать с испорченным бельём. Если учесть, что служанки в гостинице не слепые, а в нашей комнате ночевали две непорочные девы, это могло перерасти в серьёзную проблему. Но тут я пожал плечами и решил, что утро вечера мудренее. Однако и мне не мешало бы ополоснуться, и я, осторожно чмокнув спящего Антошку в висок, отправился в маленькую купальню, расположенную рядом с нашим номером. И, к своему удивлению, обнаружил там Мурика, сидевшего в своей человеческой форме на полу. Вид у мьяли был самый разнесчастный.
– Ты что? – спросил я. – Тебя кто-нибудь обидел?
Мурик покачал головой:
– Нет… никто… просто… вы так друг друга любили. Меня обожгло просто. Меня так никто никогда не полюбит.
– Так ты видел? – спросил я.
– Не видел, - снова покачал головой Мурик, - ощущал… Это было так… так прекрасно… А я… я вам совсем не нравлюсь, а вы мне нравитесь. Оба.
Вот так история. Что ж теперь делать-то? Мьяли, конечно, очень даже красивый парень и лично у меня вызывает тёплые чувства, но… как-то я привык, что любящие друг друга люди – это не тройка, а пара. Да и как к этому отнесётся Антошка? Стоп. Что-то я не о том думаю. Но Мурик-то точно ни в чём перед нами не провинился, не стоит его отталкивать.
– Слушай, - мягко сказал я, - давай мы сначала разберёмся с исцелением Правителя и покинем столицу. А там… Там видно будет. Ладно?
Ответом мне было громкое урчание. Оказывается, я непроизвольно опустил ладонь на голову Мурика и стал его машинально поглаживать. Вот же ж… Но Антошку я люблю. А Мурик мне нравится. И что делать?
И тут неожиданно я вспомнил кое о чём другом.
– Мурик, - быстро сказал я. – Ты можешь поклясться, что обязательно выполнишь одну мою просьбу?
Мурик сначала игриво заурчал, но потом, видя мою серьёзность, твёрдо ответил:
– Клянусь, что выполню всё, о чём ты меня ни попросишь, Сти-сляб.
– Хорошо, - кивнул я, - тогда поговори с Дин-эром и скажи ему следующее…
Наутро мы поднялись рано, как ни странно, ощущая себя выспавшимися и свежими. Так что, когда за нами прибыл экипаж Советника Рах-мата, мы уже завтракали, причём Антошка откровенно дулся на меня, а мне кусок не лез в горло. Нет, дело было не в том, что произошло между нами ночью. Дело было в том, что, одеваясь, я снял с шеи Ключ и велел Антошке надеть его.
– Это ещё почему? – возмутился Антошка, почуяв что-то неладное.
Но тут я призвал Мит-каля и заявил, что хочу отдать Ключ Антошке – дескать, есть у меня ощущение, что находясь у меня на шее, он помешает мне применить магию Воды.
– Но ведь до сих пор не мешал! – взвился Антошка.
Однако, Мит-каль встал на мою сторону:
– Исцеление во многом зависит от ощущений целителя. Если Сти-сляб так чувствует – значит, стоит к этому прислушаться. Не сердись, Ан-ташши, как только исцеление совершится, и мы получим свою награду – ты вернёшь Ключ Сти-слябу.
Антошке ничего не осталось, как согласиться, но он весь завтрак бросал на меня подозрительные взгляды. Однако, когда прибыл посланный с экипажем от Советника, дуться стало некогда, и мы поспешили занять места в экипаже. Мурика я взял на руки – наш «боевой кот» нипочём не согласился остаться в трактире. Впрочем, это совпадало с моей просьбой, и я не возражал.
Вот так, впятером, если считать мьяли, мы и двинулись в полную неизвестность, которая могла обернуться для нас как грандиозным выигрышем, так и полным крахом всех наших надежд и планов.
========== Глава 30. Исцеление Правителя ==========
Дворец Правителя отличался той же попугайской пестротой, как и вся местная архитектура. Высокие вызолоченные шпили вонзались в небо, каждый этаж дворца – а их было четыре – был облицован камнем другого цвета, покрытым искусной резьбой. Верхний – тёмно-синий, третий – алый, второй – белоснежный, первый – изумрудно-зелёный. Позолота наличествовала в отделке просто в немыслимых количествах, у меня аж виски заломило от этой пестроты, и я подумал, что Советник Рах-мат – человек на диво скромный. По сравнению с гигантской раззолоченной пёстрой бонбоньеркой, на которую походил дворец, жилище Рах-мата казалось образцом сдержанности и хорошего вкуса. М-да, всё познаётся в сравнении…
Сам Советник не встретил наш экипаж. Да и вошли мы во дворец далеко не с парадного входа – человек Рах-мата объехал здание сбоку, потом некоторое время мы ехали через парк, пока не оказались у «чёрного» входа – куда менее раззолоченного и не так вопиюще роскошного. Там нас уже дожидался второй Рах-матов посланец – видать, тоже слуга, но рангом повыше, довольно молодой мужчина, облачённый в расшитый серебром халат нежно-салатового цвета.
Он, приветствуя нас, прижал руку к сердцу и поклонился, а затем сказал: